Первая формула - Р. Р. Вирди

о нем я никогда прежде не слышал. Еще об Атвуне – Сыне огня, – о Великом бродяге и Певцах. Кстати, он неплохо знает сказание о Бори и его путешествии на запад и помнит легенды Каталема.

Я забыл обо всем.

Истории…

Часть моей прошлой жизни, из которой меня насильно вырвали… Что это, если не намек? Все возвращается… Сегодня истории, завтра – возможности, о которых мне рассказывал Маграб.

Во мне зазвучала тихая музыка.

Если у тебя отняли важнейшую часть жизни, особенно искусство, с ее потерей в тебе что-то остывает. В душе возникает пустота, словно из груди вынули сердце. В конце концов, ты находишь другие увлечения, лишь бы не вспоминать то, чего никогда не вернуть. Боль утраты постепенно уходит.

Время, проведенное в воробьиной колонии, погребло мою потерю под грузом новых идей и мыслей, однако я никогда не забывал об искусстве рассказывать легенды. Теперь воспоминания обрушились на мою голову, а с ними вернулась давняя боль.

Меня закрутил водоворот памяти, и с этой минуты я лишился выбора.

Я должен увидеть сказителя…

41

Плата за сказание

День прошел как в тумане, словно вдруг наступил сезон муссонов. Серая тоска съедала мой ум, а вместе с ним и сердце. Ника и Джагги, как всегда, подсчитывали барыши и сортировали секреты: этот стоит придержать, тот обменять, третий – продать. Свою работу они знали от и до, и я им только мешал бы.

Я проковылял по дому точно младенец, едва научившийся ходить, и добрался до своей старой комнаты. Сундук для сокровищ стоял все там же; внутри по-прежнему лежала книга, только теперь она стала для меня дороже железа и серебра, а их у меня, как у повелителя воробьев, было припасено немало.

Проведя пальцем по обложке, я поднял томик.

Ничего не изменилось – книга по-прежнему неуступчива, словно камень. Никаких намеков на то, что она когда-то откроется, сколько бы сил я ни приложил. Здесь требуется плетение…

Плетение, формулу которого я узнать уже не надеялся.

Я снова погладил обложку и положил томик на пол. В душе родилась боль: держать книгу в руках и не вытащить из нее ни единого слова! Не суждено мне подобраться к скрытым внутри историям и знанию, о котором упоминал Маграб…

К знанию о судьбе моей семьи.

За год, прошедший со дня смерти Митху, у меня было достаточно времени вспомнить уроки Витума, однако его не хватило, чтобы восстановить навыки сворачивания ткани разума. Впрочем, наверное, граням восприятия я уделял совсем мало внимания.

Надо исправляться. Поджав под себя ноги, я удобно уселся, готовя свой разум к упражнению. Вызвал образ свечи с колышущимся язычком огня.

Пламя дрожало, мигало, росло. Я способен его приручить!

Наконец мне удалось запечатлеть четкий образ, словно свеча стояла прямо передо мной. Каждое едва уловимое движение оранжевого язычка усиливало транс, и отчаянная борьба огня за жизнь что-то пробудила в моей душе. Я поддерживал образ в сознании, как учили.

Не знаю, сколько свечей прогорело на городской ратуше, пока я молча сидел в комнате, отринув посторонние мысли и скормив их огню.

Наконец четкость образа меня удовлетворила, и я сосредоточился на книге. Грани восприятия вернулись, пусть и не с прежней легкостью, пусть и не столь ярко, как в день гибели Митху.

Я поместил на двух гранях образы передней и задней обложек. Представил, что они расходятся в стороны, раскрываются, выдавая мне свои секреты. Свернул ткань разума еще и еще раз. Прошло совсем немного времени, а я уже прочно удерживал восемь граней.

Не настолько мастерски, как год назад, и все же… Лучше так, чем никак.

Что там говорил Маграб?

Так и Рох?

Я произнес обе формулы, не отпуская образ открытой книги.

В комнате висела тишина, нарушаемая лишь моим размеренным дыханием. Я приоткрыл глаза и взглянул на томик.

Ничего не поменялось. Книга не приоткрылась ни на дюйм.

Наверное, зная мое упорство и склонность к гневу, можно предположить, что я не двинулся с места, пытаясь найти способ справиться с задачей.

Ничего подобного.

Усталость разбивает мечты. Поражения порой лишают нас душевных сил и столь необходимой страсти.

Так случилось и со мной.

Я поднял книгу и аккуратно положил ее в сундук. С глухим стуком захлопнулась крышка, знаменуя мой полный провал.

Поднявшись на ноги, я тихо вздохнул. Наверное, просто устал, потому и не смог добиться нужной для правильного плетения сосредоточенности, не сумел собраться.

Порой совсем пустяковая ложь помогает нам сохранить лицо, и не только: я должен был поддерживать в себе надежду на то, что рано или поздно освою искусство плетений.

Просто устал. На этом и остановимся.

Я уснул, и мне снились сказания, которые услышу не сегодня, так завтра. Истории, обещающие нечто большее, чем просто развлечение.

Я грезил об ответах на свои вопросы.

Почему Ашура убили всех, кого я когда-либо знал? Умели ли плетущие из далекого прошлого сражаться с демонами? Можно ли все-таки уничтожить человека с желтыми глазами?

Не человека – монстра, который заявлял о своем бессмертии.

* * *

Разбудила меня маленькая Кайя, притащившая чашу с едва теплой чечевицей. Благосостояние воробьев позволяло нам питаться куда лучше, чем раньше, однако что значит сила привычки! Многие из нас восставали против разбазаривания накопленного богатства. Лучше оставить накопления для великих свершений, нежели каждый день набивать животы.

Аппетита у меня сегодня не было совсем. Я взмахом руки отослал нашу помощницу, и она вышла без звука, не выказав удивления.

Накинув воробьиный наряд, я поморщился: рубаха узковата в плечах. Вырос… Не настолько, чтобы воробьи с каждым днем замечали, как я мужаю, и все же одежда – безмолвный свидетель нашего взросления.

Надо бы перешить и рубаху, и штаны. Оглядев себя, я пришел к выводу, что ничем не отличаюсь от обычного беспризорника, Оскверненного, на которого никто лишний раз не взглянет. Спустившись на второй этаж, на минуту забежал в старый кабинет Митху.

По пути вниз встретил Нику и Джагги, готовивших воробьев к утренней смене. Мы переглянулись.

– Выйду на улицу. Командуйте здесь, пока меня нет. Доверяю вашему мнению – сами решите, какие секреты придержать, какие продать. – Подойдя к двери, я обернулся: – Да, все, что поступит в течение дня, используйте на вечернюю трапезу.

Ребята молча обменялись взглядами.

– Я сегодня щедрый, да и денег у нас достаточно. Вполне можем пустить дневную выручку на горячую еду, на мясо. И даже если ничего не заработаем – все равно.

Несколько воробьев, стоявших вокруг