Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Черт побери, мой мальчик, вы ставите внеловкое положение вашу уважаемую матушку. — Он, видимо, колебался, не зная,как поступить. Но колебание его было недолгим. Минуту спустя он уселся и сиздевательской заносчивостью произнес: — Пусть мне дадут бутылку вина. Здесьведь торгуют вином. Пошлите одного из ваших полоумных за бутылкой вина. Безвина я не скажу ни слова. Ну? Идет или нет?

— Принесите ему, Кавалетто, — брезгливо сказалАртур, вынимая деньги.

— Да только смотри, контрабандная шкура, —прикрикнул Риго, — не вздумай принести какую-нибудь дрянь. Я пью толькопортвейн.

Но контрабандная шкура, с помощью все того жекрасноречивого пальца, довела до сведения присутствующих, что решительноотказывается покидать свой пост у дверей, и исполнить поручение взялся синьорПанко. Он вскоре воротился с бутылкой вина, уже откупоренной по тюремномуобычаю, заведенному ввиду того, что у большинства пансионеров не было штопоров(как, впрочем, и многого другого).

— Полоумный! Стакан побольше! — скомандовал Риго.

Синьор Панко поставил перед ним стакан, явно струдом преодолевая желание запустить ему этим стаканом в голову.

— Ха-ха! — хвастливо засмеялся Риго. —Джентльмен всегда остается джентльменом. Кто родился джентльменом, тотджентльменом и умрет. Какого черта, в самом деле! Надеюсь, джентльмен имеетправо на услуги окружающих? Рассчитывать на услуги окружающих — мое природноесвойство.

Говоря это, он налил себе полстакана вина и споследним словом выпил его.

— Ха! — воскликнул он, причмокнув губами. —Ну, этот узник недолго томился в заключении. Глядя на вас, мой храбрый друг,можно с уверенностью сказать, что ваша кровь скорей скиснет в тюрьме, чем этодоброе винцо. Вы уже заметно спали с лица и утратили свой цветущий вид. За вашездоровье!

Он налил и выпил еще полстакана, стараясьдержать руку так, чтобы ее белизна и изящество бросались в глаза.

— Ну, теперь к делу! — объявил он. — Поговоримпо существу. Тем более, что, как я мог заметить, ваши речи гораздо свободнее,чем вы сами.

— Не нужно особенной свободы в речах, чтобыназвать вас так, как вы того заслуживаете. Все мы знаем, и вы сами в том числе,что я еще был довольно умерен.

— Можете называть меня как угодно, но незабывайте прибавить: «и джентльмен». Это единственное, чем один человекотличается от другого. Вот вы, например, как бы вы ни старались, не будетеджентльменом, а я, как бы я ни старался, не перестану им быть. В этом всяразница. Но продолжим наш разговор. Слова, сэр, никогда ничего не меняют, ни вкартах, ни в костях. Вы с этим согласны? Да? Ну вот, я тоже веду игру, иникакие слова не повлияют на ее исход.

Теперь, зная, что Кавалетто разоблачил его, онсбросил и ту легкую маску, которую носил до сих пор, и не пытался больше скрытьсвою истинную физиономию — физиономию подлеца и негодяя.

— Да, сынок, — снова прищелкнув пальцами,продолжал он, — я доведу свою игру до конца, какие бы тут слова ни говорились,и — громы и молнии, тысяча громов и тысяча молний! — я ее выиграю! Вам угоднознать, зачем я подстроил эту невинную шутку, которой вы помешали? Извольте. Уменя был и есть — понятно? есть — кой-какой любопытный товарец для продаживашей уважаемой матушке. Я ей рассказал, что это за товарец, и назначил цену.Но когда дошло до заключения сделки, ваша несравненная матушка оказаласьчересчур хладнокровной, бесстрастной, непоколебимой, настоящая мраморнаястатуя. Короче говоря, ваша несравненная матушка раздосадовала меня. Желаяотвлечься и позабавиться — черт побери, это право джентльмена, забавляться начей-нибудь счет! — я напал на удачную мысль: исчезнуть. Кстати, вашасвоенравная матушка и мой друг Флинтвинч были бы весьма рады помочь мне в этом.Ба-ба-ба, не нужно смотреть на меня с таким уничтожающим презрением. Я сказал иповторяю: были бы весьма рады, были бы счастливы, не желали бы ничего лучшего.Могу еще подбавить, если мало.

Он выплеснул на пол остатки вина из стакана иедва не обрызгал Кавалетто. Это словно напомнило ему о существованиипоследнего. Он поставил стакан и объявил:

— Не желаю наливать сам. Черт побери, ярожден, чтобы мне прислуживали. Сюда, Кавалетто! Налей мне вина.

Маленький итальянец оглянулся на Кленнэма,по-прежнему не спускавшего глаз с Риго, и, не услышав возражений, встал и налилвина в стакан. Отголоски былой покорности, разбавленной легкой насмешкой,боролись в нем с приглушенной яростью, которая в любую минуту могла прорваться(чего, видимо, и опасался прирожденный джентльмен, судя по его настороженномувзгляду); и все это, в сочетании с природным добродушием и беспечностью,тянувшими его вновь спокойно усесться на полу, являло довольно пеструю ипротиворечивую смесь побуждений.

— Шутка, о которой мы говорили, мой храбрыйдруг, — продолжал Риго, выпив снова, — была удачной во многих отношениях. Онапозабавила меня, причинила неприятности вашей драгоценной маменьке и милейшемуФлинтвинчу, заставила поволноваться вас (считайте это платой за уроквежливости, полученный от джентльмена) и наглядно доказала всемзаинтересованным лицам, что ваш покорный слуга — человек, которого нужнобояться. Да, черт побери, бояться! А кроме всего прочего, она, возможно,вправила бы мозги госпоже вашей матушке и побудила бы ее, чтобы избавиться отпустякового подозрения, которое вы со свойственной вам мудростью правильнооценили, через газеты уведомить известное лицо (не называя имен), что в случаеего появления известная сделка может состояться на известных условиях.Возможно, побудила бы — хотя не наверно. Но вы своим вмешательством всеиспортили. А теперь — говорите вы. Чего вам нужно?

Ни разу еще Кленнэм так остро не чувствовалсебя узником, как сейчас, когда он видел перед собой этого человека и знал, чтоне может вместе с ним отправиться в материнский дом. Тайна, смутно тревожившаяи пугавшая его, вот-вот могла раскрыться, а он был связан по рукам и по ногам.

— Быть может, мой друг, философ, столпдобродетели, глупец или что угодно, — сказал Риго, отняв стакан от губ, чтобыулыбнуться своей зловещей улыбкой, — быть может, лучше было вам не тревожитьменя в моем уединении.

— Нет, нет! — воскликнул Кленнэм. — Но крайнеймере теперь известно, что вы живы и невредимы. По крайней мере есть два свидетеля,от которых вам не уйти и которые могут передать вас властям или открыть вашиплутни сотням людей.