Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

В этот день, 28-го, к нему приехал Троцкий. Виделся он с Лениным в период болезни крайне редко, и после приведенной выше переписки относительно «здоровой пушки» визит этот носил явно демонстративный характер. Встреча, как отметил дежурный врач, прошла «оживленно», но ее сократили до получаса. Троцкий нашел, что у Владимира Ильича прекрасный вид, «как будто у него был насморк, который прошел, и нельзя поверить, что В.И. перенес такую тяжелую болезнь»767.

29 июля Ленина осматривали Фёрстер, Крамер и Семашко. Владимир Ильич всячески бодрился, много шутил, но все-таки признался, что кроме головной боли иногда «шалит ножка», появляется ощущение, будто он ее «отлежал». Это несколько насторожило врачей. Но на следующий день, 30-го, приехал Сталин. Во время встречи «В.И. был в прекрасном настроении. Говорили исключительно о делах, преимущественно о партийных, в связи с предстоящей конференцией. Сталин, — отметил врач, — по-видимому, смотрит на В.И. как на совершенно здорового человека». Поэтому и встреча продолжалась 1 час 20 минут768.

1 августа в Горки прибьш Зиновьев. Свидание продолжалось 1 час. Кожевников записал: «На Зиновьева В.И. произвел очень хорошее впечатление и по его состоянию трудно даже представить, что В.И. перенес столь тяжелую и серьезную болезнь. Говорит все время исключительно о делах. В.И. был очень оживлен, вспоминал из прошлого иногда даже очень мелкие факты, которые и Зиновьев не помнил. К концу беседы В.И., по словам Зиновьева, несколько раз брался за голову и по-видимому несколько устал»1.

Как видим, в разговорах с Кожевниковым и Зиновьев, и особенно Сталин и Троцкий высказывались весьма оптимистично. Однако Каменеву, Сталину и Зиновьеву Троцкий написал другое: «Владимир Ильич в разговоре со мной несколько раз говорил о “параличных явлениях” у него и посматривал глазком на меня: что скажу?.. Я почувствовал “ловушку” и промолчал.

Мне кажется, он хотел узнать, так ли это. То, что он то же слово употребил в разговоре с т. Зиновьевым, свидетельствует, мне кажется, о том, что этот вопрос его сейчас больше всего интересует. Нужно бы выяснить “линию” в связи с тем, что говорят врачи».

Сталин, прочитав записку, отвечает: «Пожалуй, верно». Соглашается и Каменев: «Наблюдение верно», а Зиновьев предлагает: «“Линия”, по-моему, должна заключаться в том, чтобы опровергать эту версию».

Но Троцкий возражает: «Опровергать “вообще” — произведет впечатление обратное тому, которое желательно. Нужно получить от Фёрстера точное разъяснение, чем болезнь отличается от “параличных явлений”, ибо В.И. не поверит, что мы не справлялись об этом и не знаем, — а если справлялись и молчим или отвечаем общо, — значит паралич».

Каменев отвечает: «Предлагаю устроить перед отъездом Фёрстера совещание с ним Зиновьева, Троцкого, Сталина и Каменева. Это перед отъездом вообще нужно бы». Сталин соглашается: «Предложение Каменева следует принять». И последняя запись: «За. Поручить т. Енукидзе устроить это. Г. Зиновьев. Троцкий»769 770.

2 и 3 августа Ленин чувствовал себя хорошо, разве что стал побаливать запломбированный зуб. Но это не помешало Владимиру Ильичу засесть за чтение доклада о финансовой политике на 1922–1923 годы. Но вечером 3-го стала собираться гроза, голова начала побаливать и доклад пришлось отложить.

А 4 августа, в пятницу, неожиданно случился приступ болезни, от которого растерялись сами врачи.

В 12 часов 48 минут отказали правая рука и нога. Минут через 20 это стало проходить, но полное расстройство речи продолжалось дольше. Лишь через полтора часа все пришло в норму. Дежурный врач записал: «В.И. все время был в сознании и понимал, что с ним происходит. При параличе все время себя исследовал… Несколько раз брал часы и смотрел, сколько времени продолжается приступ… В.И. сравнивает этот приступ с первым, бывшим в мае… Чтобы успокоить, я стал доказывать, что между майским и сегодняшним приступом большая разница». По просьбе врача он пересказал читанное утром, а на вопрос о вулкане в Мексике уверенно ответил: Попокате-петель1.

Владимир Ильич помнил, что в мае за первым приступом последовал еще более тяжелый второй, и на случай ухудшения решительно настоял — «в порядке исключения» — на том, чтобы к нему на 15 минут вызвали Сталина, ибо, как он заявил, его «очень волнует решение одного вопроса».

В субботу, 5-го, Сталин приехал. Ленин уже чувствовал себя хорошо и действительно уложился в 15 минут. Но о чем был разговор — неизвестно771 772. Известно лишь, что Сталин доставил ему приветствие от XII Всероссийской партконференции и Владимир Ильич попросил его поблагодарить делегатов и выразил надежду на скорое возвращение к работе.

Врачи, однако, думали по-другому. Утром 7-го профессора Фёрстер и Крамер зачитали Ленину новый распорядок дня, предлагаемый ими на ближайшие две недели. Пункт о свиданиях был сформулирован в нем так: «Свидания разрешаются только тогда, когда врач находится в доме. Политические свидания не разрешаются».

О реакции Ленина пишет Кожевников: «Этот пункт крайне разволновал и рассердил В.И. Он потребовал, во-первых, чтобы на врачей не возлагали “полицейские обязанности”, во-вторых, он совершенно не согласен с запрещением политических посещений, т. к. это равносильно полному запрещению свиданий».

Врачи немного уступили, и пункт о свиданиях стал звучать так «Свидания разрешаются с ведома врачей в случаях, когда у В.И. является настоятельная потребность выяснить какой-нибудь вопрос и он его сильно волнует, но свидание не должно продолжаться более S часа». Фёрстер сообщил, что он ненадолго уезжает, оставляя Владимира Ильича на попечении российских коллег, и Ленин вежливо простился с ним, «благодарил его за заботу, пожелал счастливой дороги и т. п.»

А тут как раз приехали в Горки Орджоникидзе, Петровский и Крестинский. Беседуя с ними, Ленин все еще был взволнован конфликтом с врачами и, как пишет Кожевников, руки у него, особенно правая, сильно дрожали, и «даже Орджоникидзе нашел, что В.И. говорил плохо». Однако «в общем впечатление от свидания у всех троих хорошее». Вот только сам Владимир Ильич «после свидания волновался еще больше и боялся, что вследствие волнения, он произвел плохое впечатление на своих посетителей»1.

Проводив гостей, он написал письмо Сталину, которое потребовал немедленно отправить с нброчным. Письмо это им самим ошибочно датировано 7 июля (7VII). Речь идет о явной описке, которая характерна в начале месяца при его написании римскими цифрами. О том, что письмо это не может быть отнесено к началу июля, говорит прежде всего нормальный ленинский почерк.