От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - Ян Эмильевич Пробштейн

Или же. Репортаж. Или же. Показательно. Если бы мы умели играть. Как королева, отчужденная от порядка, невидимая в бешеном звуке, который она измельчает. Двоичность. Цитата: мои распоряжения – ослепленные низкие тона. При намеке на образ она жмет на пробел, приклеенный к кружевам и цветочным узорам. Через искажения прокладываются пути.

Век направляется на восток, двор – ставит хэштег на запад. Нотация сущностям: вдохните жизнь обратно в просторные порты. Отвлеченная отвлеченная непомерностью, королева понижает тон, излучающий доверие. Видимые и невидимые, мы и ты. Заслоните экран рукой и по бокам. Прямая трансляция поэзии из храма серьезности.

А теперь подождите! Подождите, вдали от возможного будущего крутых скутеров и холодных трибун. Последствия неопределенных климатических изменений ждут. Фантазии, о которых вы условились, ждут. Что вероятно при жестких ограничениях? Одно пианино два, два пианино, одно одно одно три, два, одно, удары и поглаживания, легкое прикосновение, как к мочке уха в момент любовной ласки. Тональность приближает пульс от невидимого резонатора в пальце, поднесенном к уху. В аэропорту тоже затишье. Ожидание, пока самолеты бездействуют, а облака, расслаивающиеся над кронштейнами, испаряются от ненадобности. Шарманщик – не единственный, кому пришлось сбавить пару оборотов или три, два или. Простые цифры, легкость отступлений. «Что же дальше?».

Конец фронтализму в расположении каждого пианино. Гудение присутствует в этой коде, будет меняться и в ней не будет… завершите образ, сломанные ноги минус символ. На этих прочных детских площадках заниматься математикой. …сторонние волны пересекают параболы, выстегивая фигуру новой формы, которую еще только предстоит назвать, сколько к ней ни возвращайся. Не могу назвать. Назван назван назван назван. Можно ли опустить конечности в горячую воду без предварительной пробы? Элизия. Королева вдыхает воздух, фермата, доверчивое продолжение жеста. Это не диссонанс. Она делает паузу. Оборачивается со взглядом «кто это сказал?». Заражение – это полностью открытый глаз или…

…шумная зона побуждает к проигрыванию клише. Ко времени ли это? Можно ли выбрать подходящее время? Вопрос другой вопрос один авторитарный и один авторитарный. Но не забывайте, где мы находимся. Радиоактивность. Зашкаливающая ликвидация фортепьянной недвижимости. Нет, не там, в Прочти-меня-Вилле, выстави меня на продажу! Выходи за меня замуж, хотя мы не пара хотя тебе и не нужно сразу же отвечать. Уважение приходит позже, в гармонии одной частной политики с другой и другой и еще другим вопросом: есть ли у тебя шляпа? У тебя есть юбка? У тебя есть костюм? У тебя есть часы? Четвертый вопрос – вопрос королевы, сыгранный черными клавишами на фоне отвесных скал, обсаженных деревьями. Она играет бесконечность на их лицах, вспоминая «структурно необходимую трансцендентальную иллюзию».

Ясная ночь признается: кажется, я увлеклась с шутовством. Тихо оседает в деревне, где я знаю всего несколько человек. Не все думают об одном и том же. У кого-то на уме родина. Дерзкая греза соскользнула с клавиш. Никакого сервиса здесь тоже давно нет. Что касается равновесия, добродетели и уравновешивающих действий, рабочих нагрузок, если они отдыхают, значит ли это, что я ночь? Или – что они мертвы и ничего больше? В каких образах под звездным сводом воплощены уравновешенные поступки? Я немного настороженно отношусь к тому, что дневной свет думает о моих вопросах. Извиваясь, деревья устремляются в древние вихри. Пианино и виджеты разделяют пастбище. Сказка начинается с картины, находящейся под угрозой.

2008 Екатерина Захаркив

Клетка смысла

клетка смысла, напоминающая их

A может быть аббревиатурой чего-то внутри себя, внутри A. Что-то внутри A может вибрировать. Оно способно проникнуть в частоту или прикосновение A. Вещь внутри A может быть четной или нечетной. Как далеко может зайти вещь или забраться внутрь А, прежде чем она начнет испытывать определенный дискомфорт, похожий на дискомфорт от попадания в чью-то голову?

Человек обнаружил нечто в момент слабости, и теперь известно: это то, что происходит в его голове. Это стало проблемой, хотя и не стоит того, чтобы повторять. После разоблачения оно выросло непропорционально тому языку, что пустил его споры в чьей-то еще голове, и теперь оно там растет как грибы.

2006 Екатерина Захаркив

Ибо она

Затылок, покоившийся на подушке, не был хмельным. Мы не слышали слов друг друга. Такая бесстыдная лужа в ванной. Нас разделяли годы. Глядя в лицо Максин, я уставилась на незнакомку, которая вышла из кромешного леса насквозь мокрая. Я вышла из случайной постели, ярко-красное буйство раззадорило шумных собак. Все-таки я платила за жилье и обеспечивала ее. Она извинялась за это. Договор, не требующий проверки. Снаружи, на стоячей воде, был начертан эпиграф. Он больше меня, возможно, хотя и моложе. Я сумела добраться до дома, вся липкая, как амфибия, от пота. Солнечный свет из окна заигрывал с ее золотыми кудрями – удар кулаком в глаз. Справа налево и слева направо, пока борта ее тела не превратились в контуры. Ошарашенный, он спрятался в комнате, напевая про себя обрывки песен о чем-то, что было ему неизвестно. Или мне нужно сказать что-то злобное? Какая-то пасторальная гравюра, приторная, но нежная, если поставить на паузу. Я ринулась к ней, поддержала. Меня трясет, уничтожь его. Я погрязла в путаных воспоминаниях, которые никак не удавалось восстановить. Где он находит друзей? Максин ответила мне: «Но это опять была только ты». Несмотря на машины, дым, многоязычие, радио и бытовую технику, ровное широкое гудение рельсов, тревогу, с которой взгляд движется, чтобы найти телефон, и все произвольные цвета, я все та же. Опустите стекло, повернитесь лицом к пристани. Возможно, я стояла на простом школьном дворе.

1978 Екатерина Захаркив

Хэрриетт Маллен (1953)

Линька

Вылезаю из старой рубцеватой кожи(загрубела уже не нужнасброситьвыпростатьсяоставить позади)Счищаю лузгуназемь смахиваюОтшелушиваю защитуоблупливаю слоямиуязвимость обнажаяСмаргиваю старые векичтобы видеть по-новомуО скалу обтираюсьопять смогу чувствовать1981 Дмитрий Манин

«дождик грибной…»

дождик грибной –говорят черт жену бьетблюз играет левшадуша наизнанкуне в лучшем видеу самого моряджонни уокер на мелипером под реброкруче крутогосердце перистое тянетпрет как паровозчай свое дерьмо не пахнетпо стенке бочкомв цветах своей командыдушевно поношенстильно порушен1985 Дмитрий Манин

В этот раз – пожар

Cave canem[317]Убежище поэтаПриют надежныйЗаповедник святилищеCave canemПоэты видят сныКогда нас будит громкий шумЯ бегу подобрав словаCave canemЛает собакаНачинается пожарПоэты разбуженыCave canemОгонь распространяетсяГорят уши ДетройтаПоэты окончательно проснулись1985 Дмитрий Манин

«на свидание заранее…»

на свидание заранееизвиняясь за опозданиеон видит: ее биоклепсидра протекает и буксуетлепестки сбились с ритма на пятнадцать сутокзавалила тест на беременностьзонд сошел с орбиты; у нее абортФемида – инвалид по зрению; у нее выкидышвыжженная соль земли; у нее бесплодиеколь чадушки тетки Агарина балу забалаболятни одна душа не найдет словечкадля заблудшей овечкиумерла для мираземля пухом ее непрухезатемненье заштопает в сердце прорухинебеса и природа дадут вольную1995 Дмитрий Манин

Эвридика

Поскорей бы прорасти из тени,перестать быть похожей на ямку.Не молчащей, но почти неслышной.Вьюном витым. Ветром увечным.Обернулась, и с оборота открылась.Ключи