От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США - Ян Эмильевич Пробштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чувство музыки в поэзии: музыки смысла – подступающей, отступающей, противостоящей и т. д. Настройка строя в понимании – значащие звуки. Невозможно отделить просодию от структуры (форма и содержание – взаимозамыкающая фигура) в конкретном стихе. Можно говорить о стратегиях порождения смысла, о форме, об ударениях в звуках, о всякого рода мерности (о шкале, о числе, о длине строки, о порядке слогов, о длине слов, о длине фраз, или о ритме как пунктуации, о пунктуации как метрике). Но ни у чего из этого нет превосходства – музыка оркеструет все в стихе, то один прием, то другой, то градация их. Так и у меня в большинстве стихов: работа с приемами на моментах сдвига с обычной оси предложений – или обрыв предложения или фразы посередине и счет в уме до той точки, когда стих уходит в другую сторону, два вектора сразу – негласное предвосхищаемое ожидание и оглашаемый стих в письме.
Меня интересует не концептуализация поля стихотворения как единого пласта и не всевозможные структурные программы: я считаю, что всякий предзаданный «принцип» композиции мешает приоритету, который я стремлюсь отдавать сущностным свойствам поверхности, когда на счету каждый момент в длящемся пространстве стиха. Момент, не вписывающийся в структурные схемы, а значит, не следующий их образцу, на каждом стыке сам создающий (синтезирующий) уникальную структуру. И значит, не давать стихотворению разрешиться на уровне «поля», если под этим понимается однолинейная плоскость, в которой работает стих. Структура, не отделимая от решений, принимаемых внутри нее, постоянно протыкающая ожидаемые параметры. Не какая-то одна форма, или фигура, или идея, выскакивающая при чтении текста, а сама структура, втягиваемая в мебиусоподобный крутящий момент. В этом процессе язык берет на себя центробежную силу, как будто сбивая себя самого с толку, выворачивая себя наизнанку, «овнешняя» себя. Текстуры, вокабулярии, дискурсы, конструктивистские модальности радикально различного толка не интегрируются в единое поле как часть предопределенной плоскостной архитектуры; обрывы и скачки образуют пространство из подвижных параметров, типов и стилей дискурса, все время переплетающихся, взаимодействующих, создающих новые смеси (интертекстуальные, интерструктуральные…) (Брюс Эндрюс предлагает в некоторых своих текстах, в которых слова и фразы визуально разбросаны по поверхности страницы, образ рельефной карты для разного рода референциальных векторов – референций к различным доменам дискурса, референций различными процессами. При этом структурные диссонансы в этих произведениях уравновешиваются проницательным балансом общего оформления, сглаживающего поверхностные нестыковки).
Письмо как процесс прокладки каких угодно путей, когда стремишься сделать вещь единым целым любыми путями: раздвижение горизонтов – до точки, когда видишь смысл, но смутно понимаешь его – подозревая о связах, которые понимаешь, которые несут какой-то подручный смысл – т. е. доводя произведение до самых пределов смысла, значения, до края пропасти, где суждение/эстетическое чувство есть все, что тебе нужно (как это сделано). (Быть может, чтó действительно стоило бы преодолеть в олсоновской теории поля, это как раз идею формы как единой сети, общего поля, единой матрицы, с имплицитной идеей «перцептивной проекции» на конкретный мир; вместо нее или вместе с ней стоило бы говорить о проекции на язык, с помощью которого этот мир создается). С тем чтобы форма-структура, которой стихотворение, в конечном счете, и является, проявилась в языке, объявилась в языке, создалась в языке.
1980 Владимир ФещенкоМера
Интимность сильной боли воцаряетсяна границах и повелевает мнесохранять внимание. Будь начеку,иначе безнадежная магия подсознательныхдилемм схватит и потащит тебяпо туманнейшим проспектам сожалений.1983 Ян ПробштейнВерди и постмодернизм
Она идёт во всей красеплывёт как пава по росеползёт как ложка по дорожкепройдёт & прольёт & гудёт немножко.Момент с моментом – монумент,взорвать готовый тишь да гладь,летит ярясь по небосклону,превосходя Наполеона.Когда б одно нашлось желанье,я вверг страну бы в содроганье,воздушного сразил бы змея –но Бог дал лишь роптать не смея.1991 Ян ПробштейнЛожное приключение Гертруды и Людвига[312]
Габриэле Минц[313]
Чем выше Билли взлетает, тем его шарыВсе лиловей на той стороне лунных полей.Модуль сломался – похоже, он устремился в вечность,Но кто вам считает? – И Салли пошла в Мунатики,И с тех пор о ней ничего не слыхали.Надоедливая новизна – мне б хватило сполнаХорошей чашечки Чейза с ликорием – хотя,Когда струны гитары порваны, ее всегдаМожно использовать как кофейный столик.В Вене было холодно в это время года.Сладок был sachertorte,[314] но память пылалаВ прямой кишке. Хватай, хватай, покаКондратий тебя не хватил. Приятновзглянуть на фотку – столько чернил,хоть глаз выколи, пока подающий поддает,при этом на ловца, которого след простыл,зверь не бежит, хотя нет ловца, но есть улов –раздача или поддача или сдача илибольшая у-дача, пока не свидимсяна этой стороне нашей неспетой песенки.1999 Ян ПробштейнРазмышления об очищении
Я тащусь от ланга, но не врубаюсь вПароль. Кровью изойдешь, взбивая желтокИз булыжника. И пока разберешься получше,Уже клюнешь, кружа над схваткойС ораторской хваткой и красноречия мышцей.Как говорят французы, уж если к чему прилип,То влип, лижи марки до самого закатаГде-нибудь в Гонолулу. ГолыйВася, голый васер с ломтиком сыра &Вельветовой лентой с вустерским соусом на поляхСкачущих междустрочий & бутылочка змеиного маслаДля моей автодрючки. Что для гусака полив,То для утки подлива – коль не можешь купитьИскупленья, советую взять напрокат.2001 Ян ПробштейнУтвержцание
Я не якогда призван к ответу –оштукатурен, тупо ускамеенкоррозийный пылмигающего самосознанья.Ничего не утверждать, покровасимптотической кривой,лепеты от –звуков в бороздчатомвосторге лопаты, по –вернутой вокруг своей оси.Натянутое шоссе дурачитсвой сановный горизонт и мое брюзжанье.Зебра знает меня довольно,чтобы приподнятьшляпу при встрече.2001 Ян ПробштейнМесье Матисс в Сан-Диего
Езжайте по бульвару Эсхила, пока не упретесь в переулокКсантиппы & резко сверните вправо на Парменида,минуя Сафо. Увидите светофор у надземного переходаОрестеи; двигайтесь по Гераклиту,затем сверните налево на развилке, которая приведетк кольцу Гермеса. Это дом 333 на Пифагора.Из-за избытка чувств,душили слезы иречные светлячки. Полсоединился с дрёмой, нопроскочил загаженные частивелосипеда.Искусство – это лязг, в которомявляется душа (ментальностьбессвязного синтаксиса& лексиконпивных).Нужде в подкачке бодрости мешаетнехватка воздуха в трамвайных шинах.Всё как-то сгрудилось и грузит,наденет маску, но грозитдостать до бульк. Отчастигреет, но бываетвзгреет.2001 Ян ПробштейнЕще один стишок на посошок
Как комедия никогда не поражает одноИ то же место более, чем пару раз, если ты неСменишь костюмы и не попляшешь со мной,Пляши, пока мебель не станет на попаИ все швабры не сольются в хор, никогдаПрежде неслыханных невозможностей, сладкие алибиЗа слишком усердную работу, подстригая Астрогазон,Долбя вечную мерзлоту, поливая микропроцессорыНа детских конвейерах. Птице никогдаНе взлететь выше, чем старомодный пинок в задКарбонизации. – Мне дали время доПятницы дать им знать, будет ли работаКогда-нибудь закончена. Мы почти у цели,Просто немного отстаем ежедневноИ после того, как стемнеет, наступает ослиный рай.2006 Ян ПробштейнСкладень
Пестую своего домашнего пестуна, страшусь своего страха,пытаю свою пытку, одеваюсь в свою одежду, плачу своим плачем,расчесываю свою расческу, чищу свою щетку, затыкаю свою затычку,утишаю свою тихость, касаюсь своего касания, ненавижу своюненависть, люблю свою любовь, вкушаю свой вкус, даю пощечинусвоей пощечине, срезаю свой срез, вью свое вервие, цепляю своюцепь,