Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это она, — улыбнулась Кассандра-младшая и с надеждой посмотрела на брата. Услышав подтверждение своим догадкам, юноша выглянул из-за колонны, пробрался в конец зала и встал за стеной в двух метрах от Таи. Зеленоглазая мусульманка повернула голову и устремила на него негодующий взор. Антон приблизился к ней и низким голосом, полным враждебности и испуга, процедил: «Уходи немедленно».
— С чего это вдруг?
— Уходи. Убирайся. Хватит боли.
— Это тебе больно? — вспыхнула Тейзис. — Твоя сестра — единственный человек, который ко мне здесь добр. Я пришла к ней, а не к тебе. А ты после вечера в отеле даже не извинился.
Чипиров оглянулся, ощутив на себе ропотливый взгляд сестры. Тягостные мысли душили его разум. Он больно сжал Таино запястье, затащил её в тёмный угол коридора, впился в её вены ногтями и угрожающе процедил, словно завербованный террорист: «Иди прочь. Оставь меня в покое. Ещё раз сюда придёшь — вернёшься домой инвалидом, ты поняла? Клянусь тебе. И даже твой отец со связями не сможет облагородить твоё изуродованное лицо. Вали, я сказал».
— Маньяк! Тварь! — Тая зашипела от боли, выдернула руку и пнула его коленом между ног. Антон заскулил и согнулся пополам. — Папа тебя закроет, падла, вот увидишь. Не той семье угрожаешь. Если на моём запястье синяк останется, я тебя засужу, сука ты такая.
Как только раздался торжественный псалом, Тейзис бесшумно распахнула дверь и выбежала из церкви.
***
Вся надежда была на Элайджу Хассан. Несколько дней тому назад Тая занесла ему Касины книги. Юноша благополучно забыл про них и вспомнил совершенно случайно под конец недели. Он достал их из ящика стола, потряс в руках сначала одну книгу, затем другую, словно оценивал на вес тяжеленные слитки золота, после чего положил перед собой оба писания и раскрыл на первых страницах. К удивлению Элайджи, книги открылись с конца, а не сначала. Хассан ожидал увидеть тексты на иврите и арабском, а натолкнулся на вольный русский перевод Торы и Корана со сносками и комментариями переводчика. Из уст его вырвался разочарованный вздох. В одной из книг вместо закладки лежала записка от Каси: «Любимый мой, ради тебя я прочла Тору и Коран, но многого не поняла. Пожалуйста, разъясни мне подчёркнутые красным предложения». Ради приличия юноша полистал Коран, прочёл два-три абзаца где-то в середине, вернулся к началу, заглянул в конец, будто хотел выяснить, чем закончится этот роман-эпопея, и проделал то же самое с Пятикнижием. В ходе изучения текстов было выяснено, что произведения являли собой даже не переводы священных писаний Ближнего Востока, а завёрнутый в дорогие кожаные обложки набор религиозных статеек, где восхвалялось христианство и где мусульманские и иудейские пророки, священные места, обряды и молитвы сравнивались с библейскими, и в конце каждой статьи непременно подчёркивалось, как похожи эти три религии. Элайджа раззевался и чуть не повалился на стол от внезапно нахлынувшей усталости; чтение философских трактатов он считал скучнейшим и самым бесполезным занятием в мире. Ему предстояло многому научить свою невесту, а в первую очередь объяснить, что священные книги нужно читать в оригинале и избегать вольных трактовок. В коридоре он услышал родительские голоса. «Уговор есть уговор», — шепнул он сам себе и отправился выполнять данное бату с сестрой обещание. Начал он с новостей, которые наверняка обрадуют маму с папой:
— Я прошёл отбор, — взволнованный юноша протянул отцу папку с документами. — Меня зачислили.
— Наконец-то! Гордость моя, — Дамир Вильданович поцеловал сына в лоб.
— Какие вы умнички у нас, что Денис, что ты, — умилилась Ольга Андреевна.
— Рад вам угодить. Но мне нужно ваше благословение не только на эту работу, — боязливо добавил Элайджа, — но и на помолвку.
Мать с отцом распахнули глаза. «Садись, сейчас всё расскажешь», — велел Дамир. Сын заварил чай с мятой и принёс родителям свежую пахлаву и финики на серебряном подносе. Пока мама размешивала сахар в расписных хрустальных стаканах для себя и для мужа, Элайджа самозабвенно повествовал о первой встрече с Кассандрой Чипировой, которая произошла на Новый год, о том, как влюбился в неё с первого её слова, о том, как она его ждала, какие клятвы ему давала, как кротко и пристойно себя ведёт, как давно он мечтает привести её в дом. Ольга с упоением вздыхала и улыбалась, Дамир угрюмо молчал, словно слушал траурную речь на похоронах собственного детища. Как только Элайджа кончил рассказ, отец грозно спросил:
— Неужели она готова так просто отказаться от своей веры?
— Она не откажется, — замотал головой Хассан-младший и неожиданно выдал: — Я приму её веру. Я обещал.
Восторженная улыбка матери испарилась в мгновение ока. Глава семьи в гневе выпучил глаза и грохнул кулаком по кофейному столику. Только он раскрыл рот, дабы поделиться своим возмущением, Оленька вскочила с дивана, забежала за спину супруга и принялась массировать ему плечи: «Спокойно, спокойно, дорогой. Али у нас шутки шутит, он это несерьёзно, да, Али? Ты же не станешь волновать больного отца?»
— Я абсолютно серьёзно, — настойчиво продолжал сын. — Мы уже всё решили. Мы договорились в следующее воскресенье встретиться в церкви, чтобы обвенчаться. Я бы хотел, чтобы вы помогли со светской церемонией. Нам нужно успеть расписаться в загсе, пока я не… «приступил к обязанностям».
Элайджа сбивчиво тараторил, предлагая всё более безумные идеи, как бы им поскорее пожениться. Дамир, рассвирепев, схватился за голову и вышел в коридор. Расстроенная мать повернулась к сыну-бунтарю:
— Вот уж от кого, а от тебя не