Врата судьбы - Агата Кристи

– Так что же такое Скофилд и кто до этого жил в нашем доме?

– Мне кажется, их фамилия Уэдингтоны. Ничего не разберешь, –подытожила Таппенс. – Уэдингтоны, потом Джонсы, которые продали дом нам. А ктобыл до этого? Блэкморы? А можно предположить, что когда-то домом владелиПаркинсоны. Ведь их так много. Я постоянно натыкаюсь на этих Паркинсонов.Видишь ли, я не упускаю случая выяснить что-нибудь о них. Вполне возможно, чтопоявится вдруг какая-то ценная информация, которая поможет нам… ну, поможет врешении нашей проблемы.

– Похоже, что проблемой теперь именуют все на свете. Итак,проблема Мери Джордан, так?

– Не совсем. Существует проблема Паркинсона, проблема МериДжордан и, наверное, еще куча других проблем. «Мери Джордан умерла не своейсмертью», а следующее сообщение гласит: «Это сделал один из нас». Что жеимелось в виду – один из членов семьи Паркинсонов или кто-то, кто просто жил вдоме? Можно предположить, что было два или три основных члена семьи, а потомстаршие Паркинсоны, да еще тетушки Паркинсонов, у которых могли быть совсемдругие фамилии, или племянники и племянницы Паркинсонов тоже с разнымифамилиями. А ведь в доме жили еще горничная, служанка, кухарка, наверняка игувернантка, а может быть, еще и приходящая прислуга, выполнявшая разныеслучайные работы, – впрочем, это было слишком давно, в те времена приходящихприслуг не держали, – одним словом, полный дом народу. В те времена в домахобитало гораздо больше людей, чем сейчас. Итак, Мери Джордан могла бытьслужанкой, или горничной, или даже кухаркой. Но почему кому-то понадобилось,чтобы она умерла не своей смертью? Я хочу сказать, кому-то нужно было, чтобыона умерла, в противном случае нельзя было бы сказать, что она умерла не своейсмертью, ее смерть считалась бы естественной, разве не так? Послезавтра утром яснова отправляюсь со светским визитом, будем пить кофе.

– Ты чуть ли не каждое утро ездишь куда-нибудь пить кофе.

– Ну и что, это совсем неплохой способ познакомиться слюдьми, которые живут по соседству. Наша деревушка совсем небольшая. А людипостоянно рассказывают о своих старых тетушках или старинных знакомых. Япостараюсь расспросить миссис Гриффин, ее, по-видимому, считают важной персонойв этих краях. Мне кажется, она железной рукой правит этим приходом. Ты и самэто видишь. Викария она держит прямо-таки в ежовых рукавицах, так же как идоктора, и его помощницу, приходскую медицинскую сестру, а также всехостальных.

– А не может ли тебе помочь эта приходская сестра?

– Не думаю. Ее уже нет в живых. Я хочу сказать: той, чтобыла при Паркинсонах, нет в живых, а та, что работает сейчас, находится здесьсовсем недавно. И местные дела ее не интересуют. Я даже не уверена, что онавообще знает о существовании Паркинсонов.

– Господи, – в отчаянии проговорил Томми, – как бы мнехотелось, чтобы мы могли забыть об этих Паркинсонах.

– Ты хочешь сказать, что тогда у нас не было бы никакихпроблем?

– О господи! – воскликнул Томми. – Снова проблемы.

– Это все Беатриса, – сказала Таппенс.

– При чем тут Беатриса?

– Это она стала употреблять это слово. Собственно, даже неона, а Элизабет. Поденщица, которая приходила к нам убирать до Беатрисы. Онаприходила ко мне и говорила: «О, мэм, могу я с вами поговорить? Вы понимаете, уменя проблема». А потом по четвергам стала ходить Беатриса и, наверное,переняла от нее это слово. У нее тоже появились проблемы. Речь идет о тех илииных неприятностях, только теперь их модно называть проблемами.

– Ну ладно, – сказал Томми. – На этом и согласимся. У тебяпроблемы. У меня проблемы. У нас у обоих проблемы.

Он удалился с тяжелым вздохом.

Таппенс медленно сошла вниз по лестнице, качая головой.Ганнибал подошел к ней, виляя хвостом и морща нос в предвкушении удовольствия.

– Нет, Ганнибал, – сказала Таппенс. – Ты уже погулял. Тебяуже выводили утром.

Ганнибал дал ей понять, что она ошибается, никакой прогулкине было.

– Ты самый лживый пес на свете. Я не знаю другого такогообманщика, – сказала ему Таппенс. – Ты ходил гулять с папочкой.

Ганнибал сделал еще одну попытку – различными позами онстремился убедить свою хозяйку, что собака вполне может погулять еще раз, еслитолько хозяйка согласится принять его точку зрения. Разочаровавшись в своихустремлениях, он поплелся вниз по лестнице и тут же принялся громко лаять иизображать серьезное намерение ухватить за ногу растрепанную девицу, котораяорудовала «Гувером»[4]. Он терпеть не мог этого «Гувера», и ему совсем ненравилось, что Таппенс так долго разговаривает с Беатрисой.

– Не позволяйте ему на меня бросаться, – сказала Беатриса.

– Он тебя не укусит, он только делает вид, что собирается.

– А я боюсь, что однажды он все-таки меня цапнет, – сказалаБеатриса. – Кстати, мэм, могу я с вами поговорить, хотя бы минутку? У меняпроблема.

– Я так и думала, – сказала Таппенс. – Что же это запроблема? Между прочим, не знаешь ли ты какую-нибудь семью – нынешнюю или изтех, кто жили здесь раньше, – по фамилии Джордан?

– Джордан, дайте подумать. Нет, право, не могу ничегосказать. Джонсоны здесь, конечно, были. Одного из констеблей определенно звалиДжонсоном. И еще одного почтальона. Джордж Джонсон. Это был мой дружок, –сообщила она, смущенно захихикав.

– И ты никогда не слышала о Мери Джордан, которая умерла?

Беатриса только с удивлением посмотрела на Таппенс ипокачала головой, снова берясь за пылесос:

– У вас тоже проблемы?

– Ну а что за проблема у тебя?

– Надеюсь, вам не очень неприятно, что я у вас спрашиваю,мэм, но я оказалась в довольно странном положении, вы понимаете, мне ужаснонеприятно…

– Ну, говори скорее, а то мне нужно уходить, я приглашена вгости.

– Да, я знаю, утренний кофе у миссис Барбер, да?

– Верно. Так говори скорее, что у тебя за проблема.

– Понимаете, это жакет. Хорошенький такой жакетик, простопрелесть. Я увидела его у Симонса, зашла и примерила, и он мне ужаснопонравился. Там, правда, было небольшое пятнышко, внизу, у самой подшивки, но яподумала, ничего в этом страшного нет. Во всяком случае, я поняла…

– Прекрасно, – сказала Таппенс. – И что же дальше?

– Я подумала, что он из-за пятнышка стоит так дешево,понимаете? Вот я его и купила и очень радовалась. Но когда пришла домой, янашла в кармане ценник, и на нем стояло не три семьдесят, а целых шесть фунтов.Мне, мэм, это очень не понравилось, и я просто не знала, что делать. Явернулась в магазин – вы понимаете, я решила, что нужно вернуть жакет иобъяснить, что я не собиралась делать ничего такого, – а эта девушка, котораямне его продала, – симпатичная такая девушка, ее зовут Глэдис, да, только незнаю, как фамилия, – но, во всяком случае, она страшно расстроилась, а я ейсказала: «Ничего страшного, я просто доплачу, что полагается». А она говорит:«Это невозможно, я уже все записала в книгу». Я-то не знаю, что это означает.Может быть, вы понимаете?