Петербург. Тени прошлого - Катриона Келли

и дороже (из-за повышения цен и введения визового режима на большей части Черноморского побережья), появился спрос на средиземноморские курорты, особенно Турцию, Грецию и Кипр, а также Египет, Израиль, Таиланд, Африку и Персидский залив. «Горячие путевки» позволяли останавливаться в отелях и питаться на отдыхе дешевле, чем в России[1427].

С другой стороны, люди относительно редко покупали загородные дома за границей. А спрос на поездки на Север (включая исторические монастыри на Соловках и Валааме) мог соперничать с южными направлениями[1428]. Конечно, дома отдыха, переведенные теперь на коммерческую основу, испытывали трудности, особенно если руководство не могло позволить себе сделать евроремонт. Оптовые заказы для конференций и групповых вылазок пенсионеров, спонсируемых социальными службами, стали для подобных мест основным источником дохода, из-за чего многие ранее эксклюзивные места сильно обветшали.

Дачи же, напротив, сохранили свои позиции. Популярность Финляндии среди состоятельных жителей Северо-Запада объяснялась тем, что покупка там дачи предполагала не только хорошие экологические условия, но и возможность хоть отчасти воссоздать ту самую дачную атмосферу[1429]. Привлекательность дачи заключалась не только в традициях, но и в том, что близкое расположение позволяло проводить на ней как можно больше времени; в любом случае покупка дачи за границей требует подкованности, как юридической, так и языковой.

Переход на рыночные рельсы также значительно упростил процесс приобретения «личной берлоги» в окрестностях города. Исчезли ограничения и вопросы о том, «заслужили» ли люди иметь второй дом. Изменились обстоятельства и для тех, у кого загородный дом уже был. Многие воспользовались возможностью приватизировать свои участки и приобрести больше земли, а также отсутствием ограничений на застройку[1430]. Ситуация с дачами в традиционном понимании, находившимися в собственности местной администрации или таких организаций, как Академия наук или Союз писателей, была более сложной. В 1989 году некоторые из них были переданы в коллективное пользование, но в долгосрочной перспективе их тоже ждала приватизация[1431].

Результатом стала стремительная застройка загородных участков, поскольку владельцы более крупных участков стали продавать землю[1432]. Дома тоже становились все шикарнее. Даже самые роскошные дачи советских времен бледнели перед постройками, которые начали появляться в начале 1990-х. Особой популярностью пользовался так называемый «бандитский шик» – кирпичные особняки с башнями, пародийно копирующие стиль, в котором строили свои летние дома состоятельные дачники начала 1900-х, например графиня Мария Клейнмихель, владелица одного из самых известных летних особняков на Каменном острове. Кое-кто заходил еще дальше. Один богатый бизнесмен разместил на своем участке в Вырице, недалеко от Гатчины, копию царскосельского Екатерининского дворца. Внешне он выглядит как нечто среднее между оригиналом и керамическим чайником, с торчащим с одного бока позолоченным куполом часовни. По слухам, потолок в главном зале особняка достигал 14 м, стены были обшиты мрамором, а на окнах красовались парчовые гардины. Другой толстосум, соперничая с ним, заказал себе копию петергофских фонтанов[1433]. Но не все дома были такого масштаба – популярны были и сборные «финские дома». Но почти все дачные новостройки были крупнее и выше того, что строили раньше. Эти дома выделялись из типичной дачной застройки, как породистые морские свинки – среди домовых мышей.

8.6. «Бандитский шик», июнь 2010

Внутри эти новостройки были великолепно обставлены: жилые комнаты площадью по 40 кв. м, с немецкими печами и паркетными полами, итальянскими лампами и скандинавскими окнами с тройным остеклением. Уход за таким домом требовал круглогодичного присутствия персонала, так что во дворе зачастую стоял отдельный гараж с квартирой для прислуги[1434]. Даже небольшие дома обычно были оснащены всепогодной изоляцией и если не полноценной канализацией, то по крайней мере «экологическим туалетом», что избавляло обитателей от традиционных вылазок к деревянной будке на краю участка. И хотя стремительный рост был типичен для дачных поселков по всему Советскому Союзу, местное историческое наследие делало новые здания не такими «чуждыми», какими они выглядели в поселках, выросших вокруг провинциальных городов или даже Москвы. Вряд ли можно было, живя в Петербурге, не знать, что в начале XX века под дачей часто понималась солидная вилла (вроде дачи великого князя Бориса Владимировича, построенной по проекту архитекторов Шернборна и Скотт в стиле пригородов Хэмпстед – Гарден и обставленной мебелью производства компании «Maple» с Тоттенхэм-Корт-Роуд) [Марголис 2018][1435]. Новые дома, эти непрошеные пришельцы, назойливо нависающие над заборами соседних участков, были если не «чуждыми», то, безусловно, вульгарными[1436].

Новая топография

Расслоение дачной жизни носило не только топографический, но и социальный характер. Самые фешенебельные места – такие, как Репино и Комарово, – стали самыми предпочтительными для новой застройки (несмотря на то, что по закону прибрежные районы являются охраняемой зоной). Хотя ничто не могло очистить море (где плавали только собаки, дети и самые стойкие пенсионеры), цены на землю взлетели до небес. К 1992 году участки в этом районе продавались по цене 600–800 тыс. рублей (60–80 тыс. долларов) – дороже, чем приличного размера квартиры в городе [Урбан 1992][1437]. К 2000-м годам в Комарово на морском берегу появился огромный ресторан; гостей встречал гигантский плакат с изображением красного «Хаммера». Подпись гласила: «Скромность не украшает жизнь»[1438]. Под напором новостроек стали исчезать дачи прошлого. Если Комаровская дача Бормана была сохранена благодаря тому, что служила загородной резиденцией губернатора, прочим дачам повезло меньше. Многие старые деревянные виллы пали жертвой массового сноса[1439].

Популярность советских курортов отчасти объяснялась причинами практического характера. В таких местах было более надежное электроснабжение, нормальный водопровод, а не просто колонка с водой, как в садоводствах, канализация, а в 2010-е появилось даже газоснабжение. Участки тоже были больше, чем в поселках, так что и простор для расширения был больше. Но привлекательность этих мест, как и фешенебельных районов города, также была результатом культурной инерции. Они стали престижными после 1991 года, потому что раньше сюда было трудно попасть.

Для умеренно обеспеченных граждан альтернативой безумно дорогой «Петербургской ривьере» в Репино были доступные дачные участки, например рядом с Приозерском и Выборгом. По слухам, самые роскошные дома ближе к концу этого направления принадлежали жителям Выборга, но эти населенные пункты были крайне популярны и среди петербуржцев. Результатом стала активная застройка данных территорий, причем виллы с многочисленными остроконечными башенками возвышались здесь рядом с простыми деревянными коробочками дач из прошлого[1440].

В то же время приватизация была не только двигателем прогресса. Не все понимали, как ориентироваться в лабиринте земельного кадастра, и получение прав собственности на землю часто оказывалось недоступно тем, кто не