Друидка - Делони Ворон

Когда он вышел, глаза его с каким-то странным… огоньком быстро оглядели гвардейца, а уголки губ растянулись в странной ухмылке.

— Король Балдер готов принять вас.

Атон вновь лишь кивнул и, слегка пошатываясь, вошёл в бывшие покои принца, дверь которых ему любезно придержал странно изменившийся дворецкий. Комната, насколько мог припомнить Стрэйб, осталась прежней. Единственное изменение претерпел стол, который стал куда более заваленным, чем прежде. Да из-за зашторенных окон почти полностью отсутствовал свет. Принц — точнее, король Балдер стоял у противоположной стены и с интересом разглядывал какую-то картину.

— Я уже и не надеялся, что когда-либо смогу посмотреть в твои глаза, — заговорил он огрубевшим голосом, в котором с первых слов засквозила сталь. — Я думал, что после того, как ты не смог выполнить мою просьбу, ты сбежал в другое королевство или даже на другой континент, — Балдер посмотрел через плечо и даже в полумраке Атон смог различить холод, который источали эти запавшие глаза. — Но вот проходит полгода и ты, как ни в чём не бывало, возвращаешься обратно.

При словах о том, сколько прошло времени, Стрэйба словно ударило молнией. В первый раз за много дней он полностью покинул чертоги своего разума и вернулся в мир живых.

“Полгода? Шесть месяцев мы скитались по владениям…”

Балдер наконец полностью повернулся к гвардейцу и, сделав два шага вперёд, оказался в луче тусклого света, что прибивался из-за штор. Когда Атон увидел бывшего принца, по телу прошла волна холода. От бывшего доброго красавца с по-женски тонкими чертами лица и пышными волосами не осталось и следа. Перед ним стоял взрослый огрубевший мужчина с острыми, как у зверя, чертами лица и впавшими глазами, что источали лишь стужу. Лицо заросло жёсткой щетиной, а длинные волосы укоротились до короткого ежа. Король Балдер цепким взглядом пробежался по капитану гвардии и презрительно хмыкнул.

— Вижу, за полгода ты превратился в того самого оборванца, каким и был до нашей встречи. Хотя нет, теперь ты стал ещё хуже, — правый глаз короля задёргался. — Грязный, весь в шрамах, и с запахом, как из сточной канавы, — король сузил глаза. — Скажи мне, Атон, куда ты пропал? Ты клялся мне найти цветок и вернуться, но в итоге я не увидел ни тебя, не заветное растение. Что случилось, почему ты так задержался?

Атон, который готов был открыть рот и начать изливать душу человеку, которого он считал если не другом, то тем, с кем можно поделиться любыми переживаниями и быть понятным, вдруг понял, что не может проронить и слова. Он смотрел на того, кого уважал и ценил больше всех, на того, кто даровал ему жизнь, вытащил из трущоб и помог построить будущее. На того, кто был для него примером, и за кого он был готов отдать жизнь. И не мог сказать ни слова. Стрэйб впервые в жизни не знал, что сказать, какие слова подобрать, чтобы хоть как-то объясниться перед тем, кто ждал его и верил ему.

— Ваше выс… величество, — наконец заговорил Стрэйб хриплым голосом. — Я искал, но не нашёл. Я прошёл через многое, я сражался, чтобы достать вам корону света, я видел то, во что вы не поверите, ибо у меня не осталось доказательств. Все они сгорели в огне… как и моя спутница, что помогала мне найти для вас заветный цветок, но погибла из-за меня. Мы делали всё, чтобы успеть, чтобы достать, но не справились. Простите меня, ваше величество. Я подвёл вас.

Когда Атон закончил, Балдер несколько минут молча смотрел на него, не говоря ни слова. После тягостных минут тишины, король отошёл к окну и распахнул шторы, впуская свет в комнату и слепя неподготовленные глаза гвардейца, поманил его к себе. Когда Стрэйб оказался по левую руку от короля, тот указал вниз. Несколько секунд капитан пытался понять, на что указывает ему Балдер, а когда глаза наконец смогли найти то, что хотел ему показать король, капитан почувствовал, как его и так раскрошенное сердце крошиться в ещё более мелкую пыль, заставляя грудь пылать от вины и скорби.

— Первой умерла Адель, — раздался в тишине холодный, как вьюга, голос Балдера. — Через месяц после твоего отъезда её тело не выдержало болезни, и она скончалась во сне, — рука короля переместилась от левого надгробия, изображавшего скорбящую женщину, на крайнее правое, на котором сидел маленький ангел. — Мой сын, Амир, не смог перенести утраты матери и спустя три дня после её смерти выпал из окна верхней башни, — трясущаяся рука Балдера указала на последнее — центральное — надгробие, над которым возвышалась статуя бывшего короля, склонившего голову и сжимающего в руках огромный меч, воткнутый в землю. — Мой отец, король Жангир, скончался от горя спустя день после смерти Амира. А теперь скажи мне, Атон, насколько твои страдания сопоставимы с моими?

Стрэйб молчал. Он чувствовал, как его колотит, как коченеют пальцы, как сердце тысячей осколков колотится у него в груди и режет его изнутри, как пульсирует мозг, не в силах поверить в то, что всё это правда. Атон уже готов был упасть на колени, и рыдая, просить у короля прощения, но внезапно Балдер, что до этого сохранял хладнокровие, ударил капитана по лицу. Не ожидавший этого Стрэйб отлетел к дальней стене и, сломав стоявший там стул, повалился на пол. На шум спустя мгновение в комнату короля ворвались стражники с оружием наготове и яростной решимостью защищать своего правителя.

— Отведите его в темницу, — потирая руку, приказал Балдер. — И оповестите палача о том, что завтра у нас состоится казнь, — несколько секунд король что-то обдумывал, а после добавил. — Обезглавливание — это привилегия для дворян. Быстрая и безболезненная смерть. Но он обычный оборванец. Пусть приготовят виселицу.

После этих слов двое стражников подхватили уже бывшего капитана королевской гвардии и, нисколько не церемонясь, потащили его из комнаты вниз, в холодные подвалы, где Атону Стрэйбу предстояло провести последние часы своей жизни, которая в мгновение ока превратилась в кошмар наяву.

ГЛАВА 2. Я ВСЁ ЕЩЁ ЧУВСТВУЮ

Королевство Тревинор?

Когда Атона, словно тряпичную куклу, швырнули в одну из тёмных и сырых камер, где не было ничего, кроме каменных стен, капитан пролежал на полу около получаса, пока не выплакал все те слезы, что ещё оставались у него. Никогда прежде Стрэйб не плакал столько, сколько за последнюю неделю. Атону вообще несвойственно было плакать — он переносил всё, даже самые скверные раны, стиснув зубы, но как оказалось, был очень уязвим для