Друидка - Делони Ворон

ран душевных. Его кошмар, который он видел во сне, и о котором старался не думать, воплотился в жизнь. Всё то, чем он дорожил, все, кого он ценил и клялся оберегать, мертвы. Да, Балдер был ещё жив, но это был уже не тот добродушный принц — нет, тот Балдер умер вместе со своей семьёй, а на его месте теперь — убитый горем озлоболенный тиран, который смотрит на мир холодными безразличными глазами.

Стрэйб титаническим усилием заставил своё тело принять сидячее положение и опереться спиной о холодную влажную стену. Уронив голову на грудь, бывший капитан гвардии вновь погрузился в себя, перебирая в голове всё то, что натворил, вспоминая тех, кто погиб из-за него, терзая себя за все грехи, что совершил.

Когда Атон машинально открыл рот, чтоб размять затёкшие и уже ноющие челюсти, правую часть его лица пронзила боль. Машинально он прикоснулся к ушибленному месту и вновь поморщился — удар короля Балдера был отлично поставлен, и на лице бывшего гвардейца уже созрел приличный синяк. При этой мысли Атона внезапно пронзило смутное чувство неправильности, заставив его тело покрыться миллионом мурашек.

“Балдер никогда не дрался. Он прекрасно владел мечом, но вот кулачный бой никогда ему не давался. Я пытался обучать его, тайно, чтобы никто не знал, но даже после моих уроков его навыки нисколько не улучшились. “С мечом всё намного проще и понятней — коли и руби, как бы это дико ни звучало, но вот бить друг другу лица… Видимо, я к такому не расположен”. Так он всегда говорил”.

Эта мысль вдруг почему-то засела у Стрэйба в голове, не давая покоя. Атон оглядел камеру, видимо, пытаясь отыскать ответы на свои вопросы, но ничего примечательного не нашел. Впервые за всё время Стрэйб начал думать о чём-то, кроме своих прегрешений. Бывший капитан начал вспомнить всё, что с ним случилось за последнее время, стараясь отбросить скорбь, печаль и ужас, что он испытал, стараясь думать трезво и рассудительно. Чем больше Атон вспоминал деталей, которые терялись на фоне мрачных событий последних дней, тем больше ему не нравилась складывающаяся картина.

Первая странность, которую отметил про себя бывший гвардеец, было его внезапное появление в лесных владениях, хотя, как говорил сам Адэхи, такого быть просто не могло.

“Единственный раз, когда я слышал о сбоях перехода, был рассказ владычицы Вэры о том, что ведьма исказила переход и перебросила посланца Буса к ней, миновав владения снега. Но когда мы вошли в переход, ведьм рядом не было, и не могло быть”.

Второй странностью, не поддающейся объяснению, было поведение Адэхи. Да, Атон прекрасно понимал его состояние, но почему-то не верил, что мудрый и рассудительный владыка леса мог превратиться в озлобленного зверя за один день.

“Когда ученицы предали его, став ведьмами, и он изгнал их, убив некоторых из них, он не затаил злобу и месть, напротив — погрузился в печаль, что захлестнула его и унесла в пучины отчаянья, оставив его на той цветочной поляне, скорбеть о случившемся”.

Последнее, что вводило Атона в состояние ступора и навевало нехорошие предчувствия, было поведение Балдера. Будучи принцем, Балдер всегда выступал за мирные решения любых разногласий и споров. Он учился у своего отца, который был очень мудрым правителем, но при этом сам довольно часто выезжал в город, к простым людям, и выслушивал их просьбы и предложения. Балдер был смелым и мудрым человеком, никогда не позволял себе грубости, а уж тем более — рукоприкладства. Сейчас же, когда он потерял всех близких, и на его голову упала корона, которая только лишь сильнее давила его к земле, он изменился до неузнаваемости. Словно Балдер и впрямь умер вместе со своей семьёй, а на его место поставили грубо сделанную марионетку.

“Я знал, что если принцесса Адель умрёт, то Балдер уже никогда не будет прежним, но, чтобы настолько измениться… Смерть сына и отца, тягостная ноша правления, которая на него свалилась… Да, всё это могло подкосить принца, но… даже в такой ситуации, стать противоположностью себя…”

Все эти размышления не давали Атону покоя. Теперь терзания о своих несчастьях ушли у него на второй план, а вперёд вышли тяжкие раздумья о том, что же могло произойти такого, что все, кто некогда были добры и отзывчивы, стали холодными и бесчувственными. Ответ словно был под ногами у Стрэйба, но он почему-то никак не мог увидеть его, продолжая прокручивать у себя в голове все, что только мог вспомнить.

“Бабочка от Амитолы… владения огня, разговор с Оганом, открытие перехода… появление в лесу, смена характеров у владыки Адэхи и Балдера. Что же я упускаю?”.

Атон раз за разом прогонял в мыслях весь пройденный путь, словно пытался найти то место, где он свернул не туда. Но голова, сильно болевшая от похмелья и недосыпа, а также из-за пережитых потрясений, отказывалась давать ответы, которые так искал бывший гвардеец.

Стрэйб вёл мозговой штурм до самого последнего момента, пока замок его камеры не начал щёлкать от поворотов ключа. Когда Атон поднял голову, к нему жёсткой походкой приблизились два стражника — его бывшие подчинённые. Они бесцеремонно подняли его на ноги и, подталкивая в спину, повели куда-то наружу. Два стража — один впереди, другой сзади, молча вели своего бывшего командира куда-то наверх. Никто не собирался нарушать тишину, как и Стрэйб не хотел терять драгоценные минуты, что у него остались, на пустые разговоры. Паззл, который он всё пытался сложить, никак не получался, и Стрэйб где-то глубоко в душе понимал, что не хватает одной маленькой детали.

Двое стражников вывели бывшего капитана из замка, где почти у самой лестницы ожидала повозка с клеткой, в которую его и затолкали. Конвоирами выступали пятеро солдат в полном комплекте доспехов и с мечами на поясах. Ворота, к которым неспешно подъехала повозка с заключённым, медленно открылись, и за ними Атон увидел живой коридор. Бесчисленное множество людей стояло по обе стороны Стелы царей, и их нескончаемый поток тянулся до центральной площади. Едва Атона вывезли за ворота, толпа, словно по приказу невидимого командира, ожила, и начался сущий хаос. В бывшего гвардейца летели камни, гнилые фрукты, ругательства и проклятия. Кто-то пытался добраться до узника в клетке, но городская стража, что сдерживала волны разъярённых горожан, пока что удачно и бескровно оттесняла слишком ретивых назад. Пока Атон ехал, он оглядывался по сторонам, смотрел на людей, и не мог понять: почему его ненавидит целый город — если не всё