Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

– Или вы поставите здесь свою «джонхэнкок»[236], приятель, – говорю я ему, – или с вами все кончено. Поймите: было бы в сто раз унизительнее, если бы прошение подписал Терри. Да я вообще едва уговорил его обратиться к Гранту. Если откажетесь подписывать, я за последствия не отвечаю. Терри уже готов умыть руки.

– Правда? – в ужасе вопиет Джордж и подмахивает бумагу со словами, что я – лучший его друг и все такое.

Депеша ушла по телеграфу. Осаждаемый Терри, Шерманом, Шериданом, короче говоря, старым дядюшкой Кобли и остальными[237], Грант наконец сдался. Ответная телеграмма гласила: «Кастер может отправляться в свой полк». Бог знает, почему президент так решил – будь я на месте Гранта, выгнал бы этого ублюдка из армии, хотя бы даже из вредности.

Кастер с этого момента совсем переменился, даже со мной. Помню, какого дурака сыграл он с Терри, ограничившись в порядке благодарности только сухим кивком, а в поезде на Бисмарк даже поделился со мной, что у Терри и не было другого выбора.

– Если бы меня не восстановили, в Седьмом кавалерийском произошел бы мятеж, – заявляет он. – Что стал бы тогда делать наш адвокатишка Терри? Если он о ком-то и заботился, так это о себе самом.

И это после того, как ползал перед ним на коленях, прости Господи! У меня зародилось даже подозрение: не являются ли Кастеры каким-нибудь ответвлением рода Флэшменов?

Подозрение развеялось, когда мы прибыли в форт Линкольн – примерно неделю спустя после отъезда из Вашингтона. Не пробыл я на месте и дня, как сообразил, что Кастер обделен одним качеством, которым все Флэшмены наделены в избытке – умением привлекать к себе людей. Не берусь сказать, насколько симпатизировали ему простые солдаты, но офицерам он явно не нравился. Профессиональные мотивы были здесь ни при чем: убежден, что как военачальника его все уважали, но как человека только терпели. Для меня такой поворот оказался неожиданным – с нашей встречи Кастер постоянно пел дифирамбы про мои успехи и славу, а дело Белнапа взвинтило его до такого градуса, что вынести здравое суждение о характере моего приятеля не представлялось возможным. Теперь, в привычной обстановке, его заносчивость и бахвальство проявились в полной мере, и я быстро осознал: при всех прочих достоинствах Седьмой кавалерийский нельзя было назвать счастливым полком.

Надо сказать, что штаб-офицеры здесь сплошь имели длинный послужной список и славные имена. Это были люди, занимавшие в военные годы должности повыше, нежели сейчас, и нет ничего удивительного, что какой-нибудь старый вояка, бывший некогда полковником и не понаслышке знакомый с обязанностями последнего, морщил нос, имея дело с этим разжалованным генералом. Старший из майоров, Рино, производивший впечатление здравомыслящего и деловитого парня, изо всех сил старался держать себя в рамках приличия, но негласный заводила офицерского собрания, здоровенный белобрысый детина с глазами школьника и наглой усмешкой – его звали Бентин, – был готов, казалось, сцепиться с Кастером по малейшему поводу. Я понял это с первого взгляда. Он восторженно стиснул мою ладонь и заговорил про крикет. Мне это показалось весьма странным для американца, но выяснилось, что ему довелось играть в детстве, причем не без успеха.[238] Кастер ревниво вслушивался в нашу беседу, которая любому непосвященному казалась сущей тарабарщиной, и заметил наконец, что эта игра, похоже, пустое времяпрепровождение. Бентин вскинулся:

– А вы, полковник, хотя бы представляете, какая игра имеется в виду? Поцелуй в кругу или жмурки?

Кастер обжег его взглядом и повел меня знакомиться с Киу, веселым чернявым ирландцем, родня которого служила в английской армии. Это Кастеру тоже не очень понравилось – он считал меня своей добычей, и не хотел ни с кем делить. При встрече с еще одним офицером, Мойленом – парнем, выслужившимся из рядовых и во всем облике своем сохранившим печать сержантских дней, – Кастер не удержался от бестактности прилюдно упомянуть про этот факт.

Имелась в форте и сильная прокастеровская группировка: брат Том, с которым я был знаком, и еще один брат, Бостон – человек гражданский, но занимавший пост снабженца. Еще одним сторонником являлся Кэлхаун, шурин Кастера, парень вроде бы приличный. Но, на мой взгляд, изобилие родственников в полку до добра не доводит: сделайте полк семейным делом – и получите проблемы: дом и службу надо разделять. Не поймите меня превратно: я совсем не имею в виду, что нездоровая обстановка в офицерском собрании послужила причиной последующего несчастья, так же как не хочу сказать, что балаклавская катастрофа произошла из-за раздора между Луканом и Кардиганом. Оба поражения были неизбежны, будь даже кастеровский Седьмой кавалерийский собранием единомышленников, а Лукан с Кардиганом – друзьями не разлей вода. Я просто рассказываю о том, что видел.

Сам форт оказался довольно унылым местечком. Он располагался на равнине к западу от реки и стоял посреди голой прерии, в которой по ночам выли койоты. Бисмарк, жалкое поселение с конечной станцией Северо-Тихоокеанской железной дороги, находился милях в четырех, на восточном берегу. Я совершил туда вылазку и возблагодарил Бога, что не остановился там – хотя город кипел жизнью и быстро строился, он выглядел весьма неухоженным: кругом мусор, грязь, повсюду зазывалы, проходимцы и бандиты, а винные лавки и публичные дома открыты днем и ночью. Я нанял двуколку и поездил по окрестностям, и хотя в сельском хозяйстве соображаю плохо, пришел к выводу, что Корпорация Верховий Миссури отхватила недурной кусок: сообщение по железной дороге и реке, миллионы акров незанятой плодородной земли. Единственное, чего пока не хватало компании, так это нескольких тысяч трудолюбивых капустогрызов[239], которые будут эту землю обрабатывать.

Впрочем, это не то место, в котором я склонен задерживаться, и только мысли о соблазнительной миссис Кэнди делали жизнь в форте Линкольн терпимой в течение этих двух недель. Боже, какие неудобства приходилось мне выносить ради новой юбки! Но тесное знакомство с этой я предвкушал с особым пылом – все ваши податливые красотки в подметки не годятся таким вот хладнокровным недотрогам, коли дойдет до дела. Надо признать, все было не так уж плохо: Либби Кастер и прочие офицерские жены из кожи лезли вон, чтобы я чувствовал себя как дома, Бентин удовлетворял мой солдатский интерес, знакомя с фортом, и мне удалось составить ясное представление о прославленном Седьмом кавалерийском, о котором вам, не сомневаюсь, многое приходилось слышать.