Изгой - Юрий Никитин

— Ляна, дело не во мне!.. Я конечно же верю. Но ятеперь правитель большой страны. И должен поступать как правитель. Народу нужныдоказательства, что ты — невинна. Тогда народ лучше работает и защищает этиземли. А развратным правителям он служит только по принуждению. Она ахнула:

— Развратным? Скиф, как ты можешь... Да если бы тызнал, как я ждала этого дня, этого часа!.. Я не то что не смотрела на других мужчин,у меня даже мысли такой... не... не мелькнуло!.. Я только о тебе думала, толькотебя видела, только тебя ждала!.. Что чужие руки не касались моего тела — этопустяк, я даже в мыслях чиста, только твоя!..

Он взглянул поверх ее головы, растянул губы в принужденнойулыбке:

— Да-да... Но народ ждет. Не будем лишать его зрелища.

Она неверяще смотрела на его сильные руки, что всегдахватали ее в объятия и прижимали к груди, а сейчас отодвигают, не дают сноваприжаться.

— Скиф, — прошептала она потрясение, — но...мо-жет быть, и ты... мне не веришь?

Он мотнул головой, что, мол, какая дурь, конечно же он ейверит во всем, но что-то в его глазах потрясло ее так, что она побледнела,закусила губу.

Вся середина площади была усыпана толстым слоем горящихуглей. Олег насторожился, угли показались странными. Присмотрелся, сердцетревожно екнуло. Среди горящих углей множество комков расплавленного металла. Авот это уже серьезно, ни один из ходящих по углям не пройдет по раскаленномуметаллу Даже если наступит на каплю, та сразу приклеится к подошве, выжжет, аздесь не капли металла, всюду эти раскалённые комья... С какой бы стороны Лянани пошла, ей идти через россыпь углей два десятка шагов.

Он стряхнул оцепенение, сердце стонало от боли, передглазами все еще бледное лицо сына.

— Ляна!

Она не услышала, он начал проталкиваться в ее сторону. Грудьсжало внезапным предчувствием большой беды.

— Ляна!

Все видели, как она бестрепетно ступила босыми ступнями нагорячие угли. В народе ахнули, люди в передних рядах приседали, глаза неотрывались от шипящих трескающихся раскаленных углей. Под ее весом они лишьслегка проседали да разгорались ярче, становясь похожими на крупные рубины,слышался легкий хруст.

Олег запнулся, уже поздно, а боль за сына страннопереплеталась с новой болью, что эта чистая душа сейчас сгорит, Скиф допустилсерьезную ошибку, что-то здесь не так, только с виду все верно...

— Скиф, — сказал он горько. — Ты... глух ибезжалостен.

Скиф, не отрывая глаз от Ляны, раздраженно отпихнулся:

— Не мешай!

— Да, — прошептал Олег, — ты пойдешьдалеко... правитель.

Ляна шла легко, красиво, грациозно, легкая, как воздушноеоблачко. Багровые угли при ее приближении начинали светиться ярче, а когдабосые ступни касались их, вспыхивали, как маленькие солнца. Но и потом горелиярко и празднично, гордые и счастливые, что ее нога коснулась именно их.

Скиф уже видел по восторженным лицам, что народ смотрит наЛяну как на молодую богиню, что станет символом их новой страны, еще болеекрасивой и могучей. К ней можно протягивать детей и выпрашиватьблагословение...

Под ее ступнями угли вспыхивали оранжевым огнем,выстреливали острыми жалящими язычками огня. В толпе вскрикивали от жалости иболи, словно это их пекло, сжигало огнем, в котором горит и плавится железо.

Ляна двигалась легко, подол ее короткого платья приподнималовосходящим жаром, и она придерживала его движением, исполненным божественного ицеломудренного испуга.

Она дошла до середины площади, на миг даже остановилась,словно колебалась, куда идти, но тряхнула головой, вскинула голову и,улыбнувшись небу, пошла так же легко и без усилий дальше.

Когда она была уже в двух шагах от края. Скиф обогнулраскаленный круг и ждал на той стороне, распахнув руки. Едва Ляна сделалапоследний шаг и ступила с раскаленных углей на камни, вся толпа взревела какодин человек. Крик был настолько могучим, ликующим, что в подземных норахпроснулись и заворочались звери, а в дальнем лесу с деревьев слетели испуганныептицы.

Скиф вскричал могучим, как рев урагана, голосом:

— Ну, усомнится ли кто, что моя невеста чиста иневинна?

Он поймал взглядом Окоема, тот поклонился, но смолчал. Можноне смотреть на ступни Ляны, и так вид-но, что ее белоснежной кожи не коснуласьдаже копоть.

Скиф раскинул руки, Ляна отступила на шажок. Лицо еесветилось дивным внутренним светом, она прямо взглянула ему в глаза:

— У меня есть одно желание...

Он вскрикнул горячо:

— Я выполню любое твое желание!

Народ ликующими воплями поддержал слова своего правителя.Теперь уже признанного правителем и душой, и сердцами. На Ляну смотрели собожанием.

Так же прямо ему в глаза, она покачала головой:

— Нет, меня всегда защищала и берегла Рожденная наОстрове. Думаю, она услышит меня снова.

Скиф ощутил укол в сердце, но жар и страсть мутили разум,никогда Ляна не была такой чистой и прекрасной, все жители смотрят на нее какна богиню уже протягивают ей младенцев.

— Говори же! — выкрикнул он с нетерпением. —И да воссоединимся вновь, дабы не расставаться вовек...

Ее прекрасное бледное лицо было полно решительности, взглядгорд, а на щеках расцвели алые маки.

— Рожденная на Острове, — выкрикнула она чистымзвенящим голосом, — к тебе обращаюсь! Если я чиста и невинна, даразверзнется подо мной земля, да не прикоснутся ко мне руки того, кто усомнилсяво мне!

Под ногами дрогнуло, заворчало. Раздался короткий треск,словно разломили толстый ствол сухого дерева. Рядом с Ляной раздвинулась земля.Из трещины пахнуло жаром, на миг приподняв подол ее легкого платья. Слышалсядалекий грозный гул и грохот, словно подземные великаны били исполинскимимолотами. Трещина раздвинулась шире. Ляна вскинула руки над головой, сделалашаг...

Скиф страшно вскрикнул, его сильное тело взвилось в длинномпрыжке. Лёгкая фигурка Ляны исчезла в расщелине, донесся её жалобный, рвущийдушу крик. Края разом сдвинулись, ударившись с такой силой, что выбросилинаверх мелкие камешки. Сверху рухнул Скиф, раскинув руки...

Окоем спрятал грустную улыбку и незаметно отступил в толпу.

Олег стиснул зубы, ушел молча. Горечь разрасталась, затопилауже всего, разъедает сердце и мозг. Стены пошатывались, когда он поднимался всвою комнатку, а на пороге споткнулся так, что едва удержался на ногах.

— Время... время... Пора!

Голос был тоньше комариного, но Олег услышал, вскинулголову. В окно виден далекий край земли, багровый шар опускается медленно, ноеще никому не удавалось остановить это страшное погружение. Вот уже толькополовина выглядывает из-за края...