Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

Она подтолкнула миску с пастой к центру стола.

– Паста остыла, – сказала она. – Я даже не могу это съесть. Ее рыба остыла. Она не может ее съесть. Я не буду платить, мы обе не будем платить. Всем знакомым отсоветую приходить сюда. Это возмутительно!

На звуки скандала объявился менеджер. Как оказалось, менеджером была миниатюрная афроамериканка, которая, казалось, была напугана свирепостью этой новоиспеченной антирасистки, антикастеистки, женщины из высшей касты, испытавшей ярость от непривычного унижения. Менеджер рассыпалась в извинениях, но моей подруге они были без надобности.

Она выбежала из ресторана, и я за ней. Ей потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться.

Часть меня хотела сказать ей: «Представь, что ты проходишь через что-то подобное почти каждый день, не зная, когда и как это может произойти. ТЫ бы так долго не протянула. Мы не можем позволить себе взрываться каждый раз, когда нами пренебрегают и игнорируют. Мы встаем, когда нам нужно, но мы должны найти способ не уходить каждый раз и дожить до следующего дня»

Часть меня возмущалась тем, что она могла позволить себе роскошь прийти в ярость и без последствий уйти после этого, хотя меня в таком случае обязательно бы ждали проблемы. Это тоже привилегия касты – уйти из ресторана так, как это сделала она. Это был показатель разного отношения к нам – она смогла прожить более сорока лет и не испытать того, с чем ежедневно сталкивается человек, рожденный в подчиненной касте, подобное отношение было так чуждо ей, так выбило ее из колеи, что она буквально взорвалась от возмущения.

Но часть меня желала, чтобы каждый человек в доминирующей касте, который отрицает и отклоняет, сводит к минимуму проблемы афроамериканцев и других маргинализованных людей, мог испытать то же, что и она. Она радикализировалась в считаные минуты. Она прекрасно знала, что люди обращались с ней иначе, когда она встречалась с другими представителями доминирующей касты. Она осознала это на собственном опыте.

И часть меня, самая большая часть меня, была счастлива видеть ее праведное негодование от моего имени, от ее собственного имени и от имени всех людей, которые каждый день терпят эти унижения. Мир стал бы лучше, если бы каждый мог хоть раз почувствовать то, что чувствовала она, и таким образом пробудиться.

Декабрь 2016 года, месяц после выборов

От него пахло пивом и табаком. Он был в кепке, как те люди на митингах, которые хотели снова сделать Америку великой, люди, которые победили на выборах месяцем ранее. Его живот выступал над пряжкой ремня. Годы оставили на его лице глубокие морщины, а на подбородке и щеках проступила щетина. Он флегматично кашлянул.

Я позвонила в сантехническую компанию, потому что обнаружила в подвале воду, и вот кого мне прислали. Он стоял на пороге моей входной двери и, казалось, не ожидал, что ему откроет человек моей внешности. Это преимущественно белый район, с бегунами, велосипедистами и целеустремленными мамами в спортивных штанах для йоги, толкающими детские коляски, с веселыми песиками, возможно, лабрадудлями, бегущими позади. Грузовики озеленителей и бригады уборщиков едва успевают разойтись друг с другом на каждой боковой улочке. Я привыкла к такой реакции.

– А хозяйка дома? – спрашивает очередной листовщик или коммивояжер у меня, единственной женщины, которая появляется в их поле зрения. Не думаю, что подобными вопросами они добивались моего расположения. Конечно, я могла бы попытаться указать им на ошибку, дать возможность реабилитироваться и избавить от неловкости.

– Нет, ее здесь нет, – отвечаю я. Такой ответ не вызывает у них подозрений, они даже не пытаются задать мне уточняющие вопросы.

– Не знаете, когда вернется?

– Нет, не знаю, – продолжаю я. – Что мне ей передать, кто приходил?

Они протягивают мне визитку или флаер, и я успеваю только бросить взгляд на их удаляющиеся спины.

Поэтому водопроводчик сперва проверил, в тот ли дом он попал, а затем вошел с выражением «давай-покончим-с-этим», явно читающимся на лице. «Где находится подвал?»

Потеряв в течение восемнадцати месяцев двух самых важных людей в моей жизни, овдовев и оставшись без матери, я полагалась на этого человека и других, подобных ему. Я стала зависима от подрядчиков, которые чинили вещи в этом доме, людей, которых могло оскорбить само мое присутствие в этом месте, которые по собственной прихоти могли идти мне навстречу или же вообще отказаться выполнять свою работу. После недавних выборов такое отношение стало еще заметнее.

Он последовал за мной в подвал и стоял там, пока я передвигала коробки, чтобы освободить ему место для лучшего осмотра. Я передвинула переносное инвалидное кресло моей матери, в котором больше уже не было нужды, и абажур, стопки книг по инженерному делу моего покойного отца и старое ведро, все это на глазах у водопроводчика, который даже не подумал предложить свою помощь. Я начала собирать тряпкой воду у отстойника, когда он посмотрел вниз на мокрый пол.

Я сказала ему, что уровень воды доходил до трех, а то и до четырех дюймов, что специалист по кондиционированию воздуха помог перезапустить насос отстойника, чтобы выкачать большую часть воды, и такого раньше никогда не случалось.

«Я почти никогда не захожу в подвал, – сказала я ему. – У нас было сухо, поэтому я не думала о воде в подвале. Раньше сюда спускался мой муж». Это он проверял фильтр на печи, блок предохранителей, он чинил вещи в своей мастерской, которая осталась в нетронутом виде с момента его ухода, козлы для пилки и сверла так и лежали на своих местах с тех пор, как он в последний раз спускался сюда, чтобы что-то успеть починить перед смертью. Он умер в прошлом году, сказала я водопроводчику. Похоже, эти мои слова дошли до его ушей, но не до сердца. Сантехник просто пожал плечами и сказал «ясно».

Я собирала воду, а он стоял рядом, и я вспоминала, что произошло на прошлой неделе. Во время праздников я старалась оказаться как можно дальше от мест, где меня настигло горе. Я бы покинула планету, будь это возможно, но пока это было невозможно, поэтому я выбрала второй по эффективности способ избавиться от тяжести потери – билет в Буэнос-Айрес. Я никогда не была в Буэнос-Айресе, так что не имела ни связанных с ним воспоминаний, которые могли бы причинить мне боль, ни мест, ни событий, которые я ранее могла разделять с теми, кого потеряла. Пока я готовилась к отъезду, прибыл мастер по установке кондиционеров – он должен был проверить систему, что необходимо делать каждые полгода. Тогда он и обнаружил воду в подвале. Иммигрант из Центральной Америки, он помог мне осушить пол, пусть это и не входило в круг его обязанностей.

* * *

Водопроводчик теперь осматривал коробки и обошел несколько из них, сбросив абажур и венок на мокрый пол и не потянувшись, чтобы поднять их. Я продолжала убирать воду. Казалось, что ему больше нечего было делать, или, по крайней мере на мой взгляд, он ничего не делал.