Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества - Елена Семенова

Так измотался в последние дни полковник Тягаев, что сквозь навалившийся тяжёлый сон не сразу разобрал, что такое говорит ему, тряся за плечо, Донька. Прибыл Пётр Сергеевич из Омска в армию, и сразу такими далёкими и малозначительными показались недавние личные переживания. Так и всегда было: личное отступало на второй план перед служебным, перед Долгом. Каппеля застал Тягаев в окружении целой инженерной комиссии: судили-рядили, как починить мост через реку Ин. Мост железнодорожный беспомощно лежал на льду, и бронепоезда не могли продвигаться дальше. Теперь только красных не доставало! Опаснейшее положение! А те – и близко уже, по пятам идут. И зная это, члены комиссии убедительно доказывали Владимиру Оскаровичу, что на починку нужно недели две. А в запасе и дней двух не было… Слушал Каппель специалистов, а затем велел позвать одного из офицеров, который с чинами бронепоездов занимался реанимацией моста. Подбежал молодой прапорщик, запыхавшийся, вспотевший, неуклюже поправлял косматую, серую папаху, вытянулся в струнку.

– Когда предполагается пустить эшелоны через мост? Мы имеем всего два-три дня, – спросил Владимир Оскарович.

– Поезда едва ли смогут пройти ранее двенадцати часов завтрашнего дня, – ответил прапорщик виноватым тоном, словно извиняясь, что не может наладить мост в два часа.

Каппель крепко пожал ему руку:

– Идите, работайте! Спасибо вам!

Комиссия разводила руками, оспаривала. Не знала эта учёная комиссия русского человека, хотя русские же были в ней. Две недели – это по-научному, с планами и расчётами, как положено. Это, господа хорошие, роскошь. А русские люди безо всякой науки да на глаз в считанные часы всё необходимое сделают. Голь на выдумку хитра. Русский человек, решительно, всё может! Талантлив и изобретателен он! Непобедим! Но только, чтобы таланты эти проявились, цель нужна и сила направляющая. Нужен – вождь. Вождь, который сказал бы заветное «Вперёд!», увлёк бы за собой, вождь, слово которого воспринималось бы, как закон. Когда есть такой вождь, энергия удесятиряется, и море по колено становится. Такой вождь – концентрирует волю массы, которая без него размякает и разбредается. Каппель и был таким вождём. Много невозможного совершили под его началом Волжане. И вот, подняли мост за сутки. Комиссии только ахнуть осталось…

Пересекли Ин, а потом с боями пробились к Уфе. Здесь занемоглось Петру Сергеевичу. Одолела запущенная простуда. И теперь лежал он в натопленном помещении укрытый полушубком и чьей-то дохой и спал. Снился какой-то бред. Снилась Лиза… Будто бы пришли с нею и с Надинькой в театр. Когда такое было в последний раз? Не вспомнить даже. Но бывало, бывало… Пришли в театр, сидели втроём в ложе, а на сцену вышла… Криницына. Пела «Звезду любви» и смотрела глазами лани на Тягаева, а в этих глазах слёзы стояли. И нестерпимо стыдно было перед ней, и жалко её, и хотелось к ней броситься… А рядом сидела Лиза. И тоже смотрела, скосив глаза. И перед ней тоже было стыдно. И готов был полковник провалиться сквозь землю. А тут откуда-то голос Донькин:

– Ваше высокоблагородие, проснитесь!

Проснулся, но не до конца. Голова ещё в тумане была, но видение бредовое исчезло. Присниться же такое! Ужас, сущий ужас… Сколько кошмаров снилось прежде, война снилась, но и то не так тягостно было.

– Пётр Сергеевич! Каппель исчез! Вы слышите, господин полковник?

Подскочил, как ужаленный.

– Куда исчез?! Как исчез?!

Донька (стоял с перепуганным лицом) плечами пожал:

– Никто не знает. В штабе переполох. Говорят, вчера на митинге постановили Каппеля убить…

Аж дыхание прервалось. Ещё этого не доставало! Тогда всему конец! Да как же могло случиться? Ведь не из штаба же выкрали?

– Говорят, будто бы сам ушёл куда-то…

Безумие! Куда ушёл? Один??? Ценил Пётр Сергеевич отвагу, но не безрассудство же! Отними вождя, и рассыплется группа, и никто не выведет её… Как же можно рисковать так?!

Вскочил Тягаев, накинул полушубок, поспешил, мучаясь ознобом, в штаб. А там уже едва ли ни паника была. У старших офицеров лица вытянулись, побелели, как мел. Удалось выяснить, что генерал ушёл на прогулку с одним из офицеров и до сих пор не возвращался. Так надо же – искать! Не теряя ни мгновения! В ту минуту, когда решали, как лучше всего организовать поиски, чтобы раньше времени не взбудоражить войска, с улицы послышались крики «Ура!». Вместе с другими офицерами Пётр Сергеевич вышел из штаба и остановился в изумлении. К штабу шла целая толпа горняков. Они несли на руках Каппеля и кричали ему «Ура!»… Настолько удивительной была эта картина, что Тягаев едва мог поверить своим глазам. Немного не доходя до штаба, рабочие опустили генерала на землю и стали расходиться, качая головами, говоря с восхищением:

– Вот это – так генерал!

Как ни в чём не бывало, Владимир Оскарович вошёл в штаб. Завидев Петра Сергеевича, кивнул ему:

– Рад, что вам уже лучше, полковник. Зайдите ко мне.

Тягаев проследовал за генералом в занимаемую им комнату. Там Каппель зажёг огарок свечи, опустился на стул, вздохнул и устало посмотрел на Петра Сергеевича:

– Вот, теперь никаких недоразумений не будет. Рабочие выразили готовность оказывать нашей группе всякое содействие и ничем нам не препятствовать.

– Как же вам это удалось? – поразился Тягаев.

– Мы просто поговорили… Большая ошибка решать всё силой. Мы же не с внешним врагом воюем. Со своими же братьями, с русскими людьми. И кровь их не добавит нам ни чести, ни славы. Честь и слава в том, чтобы рассеять ту тьму, которой забили их головы, привлечь их на нашу сторону. А для этого нужно разговаривать. Не кричать, а разговаривать, – Владимир Оскарович помолчал и, взглянув на оплывшую свечу, добавил грустно: – Бедные русские люди… Обманутые, темные, такие часто жестокие, но русские…

Начало января 1919 года. Омск

– Через полчаса тучи уже нет; облака, грудами в золотистом свете, курятся и текут. Алмазные капли прорезывают сверху вниз воздух, и божественная радуга висит на небе. Крон в солнечных лучах идёт домой и подбирает рясу. Дома, у забора, жемчужно-белый жасмин цветёт растрёпанными шапками, и к отцу Крониду плывёт душный запах. Вечер блистает. Из-под кухни выскочил галопом кофейный пёс Каштан. Он бежит увальнем, тело его огромно и мягко; он тёпел в движениях, голова его медвежья, с кругленькими жёлтыми глазами; весь он, как добрый резвящийся чёрт… – и тепло стало на сердце, такое чувство, точно пёс этот подбежал, и руки тонут в его тёплой, густой шерсти… Вспомнился Наде пёс, с которым резвилась она всё детство. Именно такой он и был, на медведя похожий, огромный, белый… Отец привёз его щенком в подарок, когда вернулся из Туркестана. За стать и белизну назвали пса Лордом. Бабушка боялась, что он, такой огромный, может невзначай покалечить Надиньку, а того хуже – укусить. Но Лорд Надиньку не кусал. Он был благороден и степенен и свою маленькую хозяйку опекал и защищал. Не было у Надиньки друга более верного, чем Лорд. Всё-всё понимали его мудрые, совсем человеческие глаза… И так плакала она, когда его не стало!