Честь – никому! Том 2. Юность Добровольчества - Елена Семенова

Трудно было отказать мольбам этих верных офицеров. Нехотя, генерал последовал за Купфером, поддерживаемый Пантелеевым. Дорогой Нелидов накинул ему на плечи немецкую шинель и, протянув немецкую фуражку, сказал:

– Наденьте её, ваше превосходительство. Вашу папаху слишком хорошо знают в городе, она может привлечь внимание.

Подчинился генерал и этому настоянию. Но у самой ограды монастыря последовало новое требование. Требовал Купфер, чтобы Фёдор Артурович снял шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля. Ну, уж это чересчур было! С гневом сбросил с себя Келлер ненавистную немецкую шинель (говорят, в такой же Скоропадский бежал – ему ли уподобиться?!), отрезал:

– Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду! – повернулся круто и возвратился в свою келью, не слушая просьб и молений спешащих за ним офицеров.

Немцы уехали. И в тот же час в монастырь явились петлюровцы. Тихая обитель наполнилась шумом. Прибежал запыхавшийся монах, посланный владыкой Нестором:

– Ваше превосходительство, в монастыре обыск. Если вас здесь найдут, беда будет. Я могу провести вас потайным ходом в обысканный уже корпус, а потом, когда эти бандиты уйдут, вы вернётесь сюда.

– Спасибо, но ничего этого не нужно, – покачал головой Келлер. – За весь истекший год я не скрывался ни от кого, живя открыто и не тая моих убеждений. И теперь я не намерен изменять этому принципу и прятаться. Полковник, – обратился он к Пантелееву, – объявите господам петлюровцам, что тот, кого они ищут здесь и ожидает их. Иначе они в своих розысках перевернут, пожалуй, вверх дном весь монастырь…

– Но ваше превосходительство…

– Исполняйте приказ.

Будучи не раз на волосок от смерти, давно перестал Фёдор Артурович бояться её. И теперь не о своей судьбе беспокоился, а об адъютантах, оставшихся с ним и пожелавших разделить его участь, и монахах, которых невольно подверг лишней опасности. Не стоило искать убежища в монастыре, давая бесчинствующим ордам повод к его разорению во время обыска… Но больше некуда было пойти, чтобы успокоить людей, чтобы они могли разойтись. И деваться отсюда некуда было. Не жалел генерал, что отверг предложение немцев. Что за позор – пользоваться услугами врага, обряжаться во вражеский мундир, под защитой вражеских штыков – бежать! Так могли поступить Скоропадский и Долгоруков, честь офицера забывшие, но не граф Келлер.

В коридоре послышалась возня, и в келью ввалился патруль, состоявший из сечевых стрельцов.

– Господин генерал, объявляю вам, что вы и ваши адъютанты с этого момента являетесь арестованными, – сказал командир.

Три солдата тотчас наставили винтовки на Фёдора Артуровича, с невозмутимым видом продолжавшего сидеть на диване. Их командир выглядел смущенным. Помявшись немного, он заявил:

– Мною получен приказ вас обезоружить.

Смешно выглядела эта старавшаяся изо всех сил казаться воинственной и решительной компания! Молодой сечевой командир, ставший между генералом и дверью, ведущей в его спальню, с трудом вытащил свой револьвер. Мальчишка! Ожидал сопротивления? А его подчиненные с нарочито свирепым видом, очевидно, были мало знакомы с винтовками, так что у одного из них затвор был не довернут, а другой, наведя на арестованного дуло, копался, стараясь засунуть патрон в коробку, что ему плохо удавалось. Угадал генерал, что эти люди, являвшие собой молодую армию, силятся исполнить все по правилам уставов и инструкций, но не ведают толком как. Отдал им револьвер и шашку, остался сидеть, наблюдая за их действиями с насмешливым видом, которого не умел и не старался скрыть. Один из солдат оскорбился:

– Разве это смешно?

– Конечно смешно наводить три винтовки на безоружного старика, которого этим ведь не испугаешь. Лучше было бы просто попросить его и взять оружие.

Ушёл патруль, выставив при дверях караул. Осталась у генерала одна последняя забота – отрядный штандарт! Неодушевлённый символ воинской чести – он не должен был попасть в руки врага. Нужно было, во что бы то ни стало, спасти его. Но как? Легче сказать, чем сделать! Вся надежда была на владыку Нестора, которому успел Келлер дать знать о неотложном деле.

В монастырском храме заканчивалась заутреня. Не удалось побывать на ней во всей этой кутерьме… Вслушивался Фёдор Артурович в звон колоколов, непривычно тихий этим утром, словно бы и колокола были испуганы и боялись говорить в полный голос.

За дверями послышались решительные шаги, дверь открылась, и в келью быстро и отважно вошёл владыка Нестор. Он был одет простым монахом, согбен. Каким чудом преодолел посты часовых? Некогда было спрашивать. Генерал протянул епископу пакет со штандартом. Тот быстро спрятал его под рясой, подал просфору, поднял глаза сострадающие, благословил и, не говоря ни слова, вышел. На входе уже ждали его, закричали на мове, требуя ответа, как смел он без разрешения пройти к пленнику.

– Шо це таке, я ж монах, та принес святый хлиб до графа, та и все!

Звук удара, вскрик (не постеснялись на монаха руку поднять?), матерная брань, угроза пристрелить в другой раз. Лишь бы только ушёл! Лишь бы не схватили! Фёдор Артурович не находил себе места. Но вот, в окно он увидел ещё сильнее пригорбленную фигуру владыки Нестора, стремительно удаляющегося. Камень с души – провёл-таки караульных, смог уйти святой этот человек, страха не ведающий! Помиловал Господь! Не успел ещё скрыться, а уж по всему двору монастыря бегали солдаты с воплями:

– Где тот монах, що ходыв до грахва Келлера?

Теперь не сыщут…

Последняя тягость земная спала с плеч. Генерал вкусил принесённую владыкой просфору, снял шейную иконку, которую носил последнее время, не снимая. Этот образ Богородицы Державной ещё летом через верных людей прислал ему Святейший Патриарх Тихон. Чудный образ – неспроста явлен он был в такую пору. Выпали символы царской власти из рук Царя земного, и, вот, оказались в руках Царицы Небесной.

– Матерь пресвятая, пречистая Богородица, упование и надежда наша, спаси и сохрани Россию под Покровом Твоим и умилостиви Сына Твоего, чтобы возвратил нам, грешным, Царя!

Приложился благоговейно, перекрестился широко. На душе было спокойно и ясно. Перед лицом вплотную подошедшей к нему смерти не чувствовал Граф ни страха, ни угнетённости. Земной свой путь он прошёл с честью и долг перед Царём и Отечеством выполнил до конца, не отклонив малодушно чаши своей. И сознавая это, ожидал генерал часа, в который предстоит ему отчитаться во всех поступках своих не перед земными начальниками, действительными и самозваными, а перед Главнокомандующим Воинства Небесного. А час сей близился…

Конец декабря 1918 года. Урал. Завод Аши-Балашовский

Наконец-то, добралась Волжская группа до Уфы, где сменили её уральские формирования. Дорого стоил этот поход! А на последнем рывке и вовсе едва не накрыли красные всю группу. Догадались «товарищи» стянуть силы в район вилки между Волго-Бугульминской и Самаро-Златоустовской железными дорогами. Но вовремя донесла разведка, и легко разгадал Владимир Оскарович нехитрый манёвр: хотели большевики стянуть кулак и ударить на станцию Чишмы, где перед Уфой соединялись обе дороги, и так отрезать Волжан от уральской столицы. Что всегда выручало в таких ситуациях? А то же, что и во все века: быстрота и натиск. И неожиданность. А уж это как никто другой умел Каппель! Сколько раз искусные капканы расставляли «товарищи», а он опрокидывал все их расчёты, опережал удар и громил их. Так же действовали и теперь. На Волго-Бугульминской, вдоль которой отступали всё это время, оставил один бронепоезд и небольшие заслоны, а сам со всей группой обрушился на Сергеевский посад, куда стягивали силы красные. И побежали «товарищи» так, что любо-дорого. Даже обозы с артиллерией побросали (вот уж нелишний трофей при скудости снабжения!). Одно плохо – не добили. Обезвредили кулак, но не добили. Если бы были резервы, то можно было эту операцию развить, уничтожить красную группировку. Но резервов не было никаких, и без охраны оставалось главное направление – Волго-Бугульминская дорога. Пришлось возвращаться и вновь тянуться к Уфе…