Античность: история и культура - Александр Иосифович Немировский

Тогда же в Риме появляется первый греческий портик, возведенный, как это ни странно, таким ревнителем римской старины и противником греческих новшеств, как Катон Старший. Но дух греческой культуры, раскрывавшийся в философии, оставался чужд практичным римлянам. Чужда им была и греческая идея состязательности (агона), спора, в ходе которого рождается истина. Об этом свидетельствует рассказ о некоем римском проконсуле, который собрал афинских философов и отчитал их за то, что они проводят жизнь в бесконечных спорах.

Рождение латинской литературы. В отличие от философии, занятие литературой представлялось римлянам второй половины III – первой половины II в. до н. э. не столь бессмысленным, поскольку в ней уже тогда ощутили оружие, способное служить государству и воспитанию римского патриотизма. Время зарождения литературы в Риме совпадает с успехами и неудачами римского оружия в борьбе с Ганнибалом.

Среди творцов и родоначальников римской литературы не было ни одного римского имени. Мы видим среди них грека Андроника – вольноотпущенника из фамилии Ливиев, получившего при освобождении родовое имя господина и ставшего Ливием Андроником, пунийца Теренция, тоже вольноотпущенника, не оставившего потомкам своего личного карфагенского имени, но добавившего к родовому имени господина кличку «Афр» (Африканец). Воспринимающийся как исконно римский писатель Плавт – тоже не римлянин, а италиец, равно как и создатель римского эпоса Энний, выходец из южноиталийского города Рудий, потомок мессапских царей. Но создаваемая ими литература была римской литературой, поскольку ее языком была латынь и произведения поэтов отвечали римским интересам. При этом литературе в собственном смысле предшествовала народная устная традиция, придавшая ей италийскую специфику.

Предшественницей римской комедии была ателлана, получившая название от кампанского городка Ателла, расположенного близ Неаполя. В Риме ателлана появилась между 364 и 240 гг. до н. э. Первоначально она исполнялась на оскском языке, используемом самнитами, луканами, френтанами, и лишь впоследствии на латинском.

Ателлана – это одноактная пьеса с постоянными четырьмя масками: Макк, Буккон, Доссен, Папп. Первая из масок, Макк, – глупец, который мог выступать едва ли не во всех ролях. Макка все обманывают, над ним смеются. Часто он сам падает на подмостках, разбивая себе голову, или его бьют, обычно за любовные похождения, для него неизменно оканчивающиеся неудачей. Буккон – человек с большими щеками, надутый дурак и обжора, во многом напоминающий прихлебателей-параситов новой греческой комедии. Папп (греч. «папаша») – глупый, жадный и смешной старик. Доссен – злой горбун, шарлатан и всезнайка, карикатура на ученого.

Ателланы всегда считались зрелищем для простонародья и, судя по сохранившимся их названиям, изображали жизнь крестьян и ремесленников. В столкновеннии масок эта жизнь представала со всеми ее проблемами и бытовыми подробностями, давая трудовому люду разрядку и выход его возмущению. Ателланы изобиловали грубыми шутками, двусмысленностями, но наряду с этим и политическими намеками. Народность этого зрелища подчеркивается тем, что древнейшие ателланы исполнялись не профессиональными актерами, а любителями. Если актеры-профессионалы исключались из триб и не допускались к почетной для граждан воинской службе, то на исполнителей ателлан эти ограничения в гражданских правах не распространялись.

Ливий Андроник. В истории Средиземноморья и отдельных его регионов чаще всего народы, более продвинутые в культурном отношении, покоряли племена и народы, стоящие на более низкой ступени общественного и культурного развития. Но в конце III и первой половине II в. до н. э. менее культурный народ оказался победителем народов более цивилизованных. Со временем разница в культурном уровне греков и римлян исчезнет. Но вначале римляне были обречены на роль подражателей, и только очень немногие римские писатели и художники могли соперничать с греками – как с современниками, так и с теми, кто уже считался классиками. И конечно, последующий расцвет был немыслим без стадии ученичества. При этом не римляне отправляются в Грецию на учение, а сами учителя, греки или италики, овладевшие греческой культурой, теми или иными путями оказываются в Риме.

Основателя римской литературы Ливия Андроника, грека из Тарента, провели по Риму во время триумфа 272 г. до н. э. и показали ликующим квиритам вместе с золотом, пурпуром, знаменами, картинами и иной тарентинской роскошью. Сам ставший частью зрелища, он должен был три десятилетия спустя организовать для римлян представление невиданного ими типа – впервые поставить греческую комедию (240 г. до н. э.).

До того как стать режиссером, Ливий Андроник был домашним учителем, обучавшим детей господина греческому языку и литературе. Освоив язык победителей, Ливий стал преподавать юным римлянам и латинский – уже в собственной школе на форуме, – вбивая в них латинскую грамматику с помощью ферулы (розги). И сразу же он столкнулся с трудностями. Ферула не помогала. Ученики не усваивали грамматику без текста. И Ливий создал этот текст, переведя на латынь «Одиссею». Кажется, это был первый в истории европейской литературы художественный перевод с языка на язык.

Ливий не стал себя сковывать ни стихотворным размером подлинника, ни точностью передачи образной системы. Ничтоже сумняшеся, он заменял чуждые римскому уху имена греческих богов сходно звучавшими латинскими. Так, не опасаясь гнева грозной богини судьбы Мойры, перед которой склонялись даже олимпийцы, он обозвал ее Мортой. Мать муз Мнемозина превратилась у него в «Монету», хотя в этом эпитете богини Юноны, имевшем значение «советчица», не было ничего общего с Мнемозиной, за исключением, быть может, лишь того, что обладание памятью (Мнемозина – память) необходимо каждому, занимающемуся наставлениями. Слово «муза» было непривычным римлянину III в. до н. э., поэтому он заменил его Каменой, нимфой протекавшего возле Рима священного ручья. Начальная строка «Одиссеи» («Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который…») приобрела в латинском переводе Ливия такой вид: «Камена, возвести мне об изворотливом муже». Эпитет «изворотливый» придавал греческому слову особый оттенок, соответствующий представлениям римлян о греке (или «грекуле» – гречишке) с его умением ко всему приспосабливаться и находить выход из любого положения. Приближенная к образу мыслей римлян, «Одиссея» в переводе Ливия стала своего рода книгой книг, чему немало способствовало то, что переводчик отказался от плавного и торжественного гомеровского гекзаметра и передал его спотыкающимся сатурнийским стихом, используемым в насмешливых песенках и в эпитафиях. Таким образом великая греческая поэма стала фактом римской литературы и зеркалом римского образа мыслей и представлений о мире.

Следуя по пути развития греческой литературы (от эпоса к драме), Ливий обратился к новому для себя жанру и в короткое время создал девять трагедий («Ахилл», «Эгист», «Аякс-биченосец», «Андромеда», «Даная», «Троянский конь», «Гермиона», «Терей», «Ино») и три комедии («Маленький меч», «Актер», «Обрезанец»). Судя по этим названиям и нескольким десяткам сохранившихся стихов, Ливий переделывал греческий оригинал, следуя выработанному им при переводе «Одиссеи» методу. При этом он не только создавал тексты, но и сам исполнял и интерпретировал их на подмостках временного