Кровавое заклятие - Дэвид Э. Дархем

Очень немногие из человеческих деяний были продиктованы одними лишь благородными побуждениями или чистой злобой. Аливера всегда учили, что великие сражения происходили между силами добра и зла. Увы, природа мира и человеческие характеры были намного сложнее. Если постараться, можно понять все противоборствующие стороны. Конечно, человек воспринимает жизнь со своей позиции и сам выносит суждения — если только кто-нибудь другой не пытается объяснить все за него и интерпретировать вещи определенным образом. Сантот не делали ничего подобного. Они просто сообщали факты и, казалось, не имели собственного мнения о подвигах и преступлениях, которые хранили в памяти.

Во время таких бесед сантот чаще всего выступали как коллективный разум, от которого порой отделялись индивидуальные голоса, вплывающие в сознание Аливера. Иногда принц видел рядом чародея, который заговорил с ним первым. Его звали Нуало — хотя сантот не испытывали необходимости определять друг друга по именам. Если мысль предназначалась конкретному чародею, он просто знал это. Равно, получая послание, Аливер, по модуляциям форм и ощущений, понимал, от кого оно исходит.

Неизвестно, сколько минуло времени с момента прибытия Аливера на дальний юг. Час? Неделя? Год? В один прекрасный день — хотя, возможно, это была ночь — Нуало сказал Аливеру, что он нашел изъян в его концепции мира. Дело касалось истории о Башаре и Кашене.

Эту сказку знал любой акацийский ребенок. В ней говорилось о том, как два любящих брата не сумели поделить власть и стали злейшими врагами. Они до сих пор сражались в горах, и иногда, во время сильных бурь, можно было услышать гром их вечной битвы. В этой легенде, поведал Нуало, сокрыта истина, которую Аливеру стоило бы знать.

— Не было Башара, — сказал он, — и не было Кашена.

Однако в древности существовали два народа. Один назывался башару, а другой куларашен. Оба обитали в Талае, но дело было так давно, что теперь уже невозможно точно сказать, когда именно. Хотя народы произошли от одного корня, каждый шел своим путем, и они позабыли о родстве. Оба народа процветали и множились в числе, и оба были горды. Башару полагали, что они возлюбленный народ Дающего. Куларашен называли это ересью. Именно мы, говорили они, избраны богом. И те и другие отыскали множество свидетельств своей правоты. Они видели их в благословениях Дающего — в богатых урожаях, которыми бог одаривал один народ, и в болезнях, которые он посылал на другой; в солнечных, погожих днях в своем краю и наводнениях в землях соперника. Каждый год, каждый месяц, день и час находились какие-нибудь новые доказательства, и оба народа неустанно продолжали спорить.

Наконец было решено обратиться к Дающему. Башару и куларашен обращались к богу с молитвами, проводили сложные ритуалы и приносили богатые жертвы. Они просили Дающего подать какой-нибудь явный знак — указать народ, который он предпочитает. Куларашен и башару хотели, чтобы бог выбрал между ними и открыто показал всем, кого он любит больше. Однако Дающий не ответил им. По крайней мере никакого знака, признанного обеими сторонами, ниспослано не было. Тогда два народа начали войну, чтобы решить проблему самостоятельно.

То была первая война между человеческими народами, и во время нее люди познали многие пороки, которые затем остались в мире. В конце концов башару взяли верх. Куларашен бежали из Талая и уплыли на остров посреди «большой воды» — так называлось море. Они взяли с собой много разных вещей, в том числе и семена акации. Люди сажали их по всему острову, чтобы тот хоть немного напоминал родину. Остров с этих пор и стал их новым домом.

— Название куларашен было забыто, — сказал Нуало. — Как и башару. А потомки куларашен ныне называются акацийцами. Ты — один из них.

— Как такое возможно! — спросил Аливер. — Ведь мы сильно отличаемся от талайцев. По многим признакам…

Аливер имел в виду прежде всего внешнее несходство — цвет кожи, черты лица и особенности телосложения. Однако он не стал развивать эту мысль. Какое-то сомнение сидело внутри, мешая возразить Нуало. Чародей тем не менее понял принца. Он объяснил, что Дающий озлился на людей за их глупость. Бог ненавидел войны — и те пороки, которые распространились среди его возлюбленных созданий. Люди думают, что они отличаются друг от друга? Ну что ж… Он сделает эти различия еще заметнее. Дающий исказил человеческую речь, так что все стали говорить на разных языках. Слова одного народа звучали для другого непонятной белибердой. Некоторых людей бог поджарил на солнце, а иных оставил в холоде, где они стали снежно-белыми. Одних сделал высокими, а других низкорослыми; удлинил или приплюснул носы; чьи-то глаза посадил глубоко в череп, а чьи-то сделал миндалевидными или раскосыми; кому-то закрутил волосы в кудри, а кому-то оставил прямые пряди. Так Дающий проверял людей. Сумеют ли они заглянуть за видимость, зреть в корень?.. Они не сумели. Люди давно уже приняли как данность, что они все различны, и такая несхожесть стала обычным явлением. По этой причине — вдобавок к предательству Эленета — Дающий с омерзением отвернулся от мира и не пожелал более иметь с ним никаких дел.

— Все народы — единое целое? — спросил Аливер.

— Все народы Изученного Мира — единое целое, — подтвердил Нуало. — Забыв об этом, люди совершили еще одно преступление. Мы расплачиваемся за него до сих пор.

Далеко не сразу Аливер принял новую картину мира. Прошло немало времени, прежде чем он осознал реальное положение дел. Гордыня Акаранов мешала ему поверить, что акацийцы были каким-то жалким племенем — побежденным и изгнанным из Талая. Ведь казалось, гегемония Акации существовала всегда… Разумеется, прошедшие девять лет полностью излечили принца от презрения к другим народам и талайцам в особенности, но вместе с тем Аливер понимал, что обманывает себя. Он не принадлежал Талаю. Именно поэтому в свое время он долго и тщательно работал над собой, желая сравняться с местными мужчинами. Что ж, он стал воином, научился сражаться и убил ларикса.

Аливер слишком долго жил с уверенностью, что он никчемный человек и неудачи подстерегают его на каждом шагу. Изо дня в день он вынужден был скрывать свои провалы и недостатки. Принц полагал, что различия в человеческой внешности обозначают также и внутреннюю несхожесть. Нуало и другие сантот лишили Аливера этой веры, выбили почву из-под ног, оставив его беспомощно барахтаться в море невероятных допущений. Последнее открытие беспокоило Аливера более всех прочих откровений, полученных от сантот, хотя он сам не мог понять почему.

Казалось, он прожил вечность рядом с этими странными магами. Однако настал день, когда сантот напомнили принцу о его цели. Чародеи собрались вокруг; каменные лица окружали Аливера, как это уже было однажды, в день его прибытия на дальний юг. Теперь, впрочем, все переменилось. Сантот познакомились с принцем, узнали его и разделили с ним свои мысли. Теперь они пришли просить.

— Верни нас обратно, в мир, — произнесли маги слаженным хором, звучавшим как один голос, исходящий от многих. От всех сантот разом. — Освободи нас.

Только Аливер может это сделать, уверяли они. Лишь старший сын короля из рода Тинадина способен снять проклятие, которое не позволяло сантот вернуться назад — так Тинадин сплел свои чары. Они были очень сильны, но все-таки обратимы. Сам Эленет установил закон: любое наложенное заклинание может быть аннулировано. Эленет знал, что людям часто случается ошибаться, когда они говорят на языке Дающего. Иногда промашку замечают не сразу, ее последствия могут проявиться только столетия спустя, но рано или поздно изъяны вылезают наружу. Тинадин не мог нарушить законы магии, даже измысливая наказание для своих бывших союзников.