Последнее «долго и счастливо» - Соман Чайнани

Софи озадаченно посмотрела на нее.

– А может, это вовсе не комната для гостей, а детская, и Гвиневра с Ланселотом собирались завести ребенка? – предположила Агата, отрезая себе толстый ломоть миндального кекса.

– Угу. Тогда это объясняет, почему там на стенах обои с медвежатами и гномиками, – кивнула Софи, прихлебывая свой любимый домашний огуречный сок.

– И что же им помешало сделать это? Ведь Мерлин спрятал их здесь шесть с лишним лет назад.

– Возможно, Гвиневра решила, что лучше не иметь ребенка от такого страшилища, как Ланселот, – съязвила Софи.

Перекусив, они двинулись дальше, вошли в сад, с наслаждением вдыхая теплый, насыщенный ароматом цветов воздух и чувствуя себя в полнейшей безопасности, словно очутились в школьном Синем лесу, только более ухоженном и красивом.

– Я давно собиралась рассказать тебе одну вещь, – сказала Агата, крутя в руке сорванную веточку жимолости. – Видишь ли, когда мы с Тедросом возвращались в Бескрайние леса, то попали туда через портал, который я нашла на Кладбищенском холме, и знаешь, где? В могиле твоей матери. При этом ее тела в могиле не было. А когда мы выбрались по другую сторону портала, оказалось, что…

– У моей матери есть могила в Уголке Мертвых, рядом с другими злодеями.

Агата ошеломленно уставилась на Софи.

– Не удивляйся, – улыбнулась Софи. – Тедрос рассказал мне обо всем, что с вами случилось до того, как вы спасли меня. Но насчет могилы мне самой ничего не ясно, Агги. Думаю, может, это Кладбищенский Смотритель что-то напутал. Я знаю, твоя мать ничего не рассказывала тебе о том, что она была в школе, но моя непременно рассказала бы мне об этом, случись с ней такое. Поэтому я могу с уверенностью утверждать, что моя мать никогда не училась в школе Добра и Зла. И никогда не бывала в Бескрайних лесах. Я уверена в этом на все сто. Так что Сториан никак не мог написать ее волшебную сказку. Кроме того… – здесь голос Софи дрогнул, – моя мама умерла у меня на глазах. Так же, как твоя – на глазах у тебя.

У Агаты моментально пересохло в горле.

– Прости, Агги, мне очень жаль, – сказала Софи.

Она обняла подругу, и Агата разрыдалась – впервые с того дня, когда покинула Гавальдон.

– Каллиса так сильно тебя любила, – прошептала Софи, гладя подругу по спине. – Правда, вот меня она ненавидела.

– Ненавидела? Да нет. Просто заранее знала, что мы не останемся подругами, когда попадем в наши школы, – возразила Агата, вытирая глаза.

– А еще она была уверена, что ты попадешь в школу Зла, а я в школу Добра, верно? – сказала Софи.

– И такой расклад решил бы все наши проблемы, – ответила Агата, и они обе рассмеялись.

– Все думают, что мы с тобой такие разные, Агги, – заметила Софи. – Но мы обе знаем, что значит потерять человека, который по-настоящему понимает тебя.

– И что значит найти такого человека – тоже, – добавила Агата, кладя голову на плечо Софи.

Теперь разрыдалась уже Софи.

– Пора возвращаться, – вздохнула Агата, когда подруга успокоилась. – У Гвиневры с Ланселотом своей головной боли хватает, чтобы еще нас с тобой искать.

Когда они шли к дому, Агата спросила, беря Софи за руку:

– А что ты, кстати, думаешь о Гвиневре? Для женщины, которая так круто изменила положение дел в своем королевстве, она выглядит, на мой взгляд, очень уж… заурядной, что ли.

– Она просто на своем месте, – поморщилась Софи. – Останься она с Артуром, пришлось бы ей сейчас планировать Рождественский бал, или обед для королей-соседей, или еще что-нибудь в том же роде. Это же для нее тоска смертная! То ли дело здесь – она варит для своего мужа суп, стирает его рубашки и счастлива по уши. А Артур с самого начала должен был головой думать и выбирать себе в королевы кого-нибудь вроде моей матери, которая знала толк в светской жизни и прочих удовольствиях.

– Я твою мать видела у нас в городке всего пару раз, когда была еще совсем маленькой, – сказала Агата. – Но все равно помню, что она была красивая… Как нимфа с золотыми волосами.

– Прошло уже семь лет после ее смерти, я теперь мамино лицо и сама плохо помню, – вздохнула Софи. – И чем сильнее стараюсь его вспомнить, тем больше оно расплывается. Знаешь, это все равно что пытаться во всех подробностях вспомнить, что тебе приснилось во сне. Но из дома она редко выходила, это я точно помню. И подруг у нее не было, одна лишь Онора, да и то только до того времени, когда они с моим отцом… Ну, это ты и сама знаешь. А еще я уверена, что моя мама никогда не училась в школе Добра и Зла и никогда не бывала в Бескрайних лесах, потому что она ни за что после этого не возвратилась бы в Гавальдон. Она презирала, она ненавидела этот городишко.

– Как и ее дочь, – хмыкнула Агата.

– Разница между ней и мной в том, что я-то из занюханного Гавальдона все-таки выбралась, – сказала Софи, и в ее голосе прозвучала сталь. – Я добилась для себя роскошной жизни, о которой моя мать могла только мечтать. А еще я добилась такого большого «долго и счастливо», что его хватит на нас обеих.

Агата натянуто улыбнулась, после чего обе подруги погрузились в молчание.

А когда они приблизились к дому, то увидели на небе мираж Гавальдона – яркий, как северное сияние, с пробитым во многих местах защитным барьером. Бреши в барьере были размером с дыню, и сквозь них можно было хорошо рассмотреть и черепицу на крышах домов, и кирпичную кладку покосившейся часовой башни, и детей, сидящих в сквере, уткнувшись носами в сборники сказок. И книжную лавку мистера Довиля тоже. Сейчас она была открыта и в ней толпились покупатели.

– Они читают переписанные на новый лад сказки, – сказала Агата, вспомнив предупреждение Мерлина. – Как только Зло в очередной раз побеждает, то сказка переписывает саму себя, меняется, и читатели все сильнее начинают верить в несокрушимость Зла. Вот почему Гавальдон приближается, готовится открыть свои ворота перед Директором школы и его армией Тьмы.

– Э… – сглотнула Софи. – Сколько, Мерлин сказал, у нас есть еще времени до того, как солнце над Бескрайними лесами окончательно погаснет?

– Теперь уже не больше недели, – ответила Агата, косясь на кольцо на пальце Софи. Вот оно, решение всех проблем. Так близко… и так далеко. – Знаешь, хотела тебя спросить. В тот вечер, когда мы оказались здесь, я видела, как вы о чем-то разговаривали с Ланселотом. Если не секрет, что он тебе сказал?

Ее подруга остановилась, но не сказала ни слова.

– Софи?

– Он приближается, – негромко сказала Софи, глядя на Гавальдон.

– Софи!

Она обернулась:

– Каждый из нас думает, будто ему известно, кто из нас добрый, а кто злой. Ты, я, Тедрос, Рафал… даже Ланселот. Но все не могут быть правы. Кто-то должен и ошибаться.

– Я не понимаю, – покачала головой Агата.