Секреты Ротшильдов - Эли де Ротшильд-мл.

Ими, конечно же, движут зависть, ревность, дух ожесточенного соперничества, амбиции. Да, действительно напоминает сюжет бульварного романа, но ведь в основе лучших литературных произведений часто лежат реальные события, не так ли? Я иронизирую, конечно, вы правы!

Но дрязги и разбирательства между богачами имидж семьи не улучшают, а ее и без того уже критиковали. На этот аргумент Ариана, конечно же, ответила бы через адвоката, что опосредованное присвоение бесценного имени в порядке суброгации, а возможно и отделения, со стороны нечестной родни представляет собой потенциальный ущерб для интересов и т. д. и т. п… А знаете что? Она ведь права. Или не права…

Как бы то ни было, отец учил меня, что худой мир лучше доброй войны. Так и получается в случае с этой тяжбой. Через несколько месяцев, когда дело уже выглядит комично, стороны идут на сближение и приходят к соглашению, уменьшая будущие гонорары их адвокатов. Так-то!

Эквилибрист

В этот момент истории вступает ваш покорный слуга. Кто бы что ни думал, писать о себе всегда нелегко. Очевидно, сначала я с восхищением или порицанием писал о других, надеясь, что вся сага выйдет самодостаточной, а могущество фамильного имени с его несравненной репутацией и истории моих выдающихся предшественников заставят вас, то есть читателя, забыть обо мне. Я мог бы укрыться от вашего испытующего взгляда, спрятавшись за событиями, веками и процессами создания экономической и политической карты Европы. Таков был мой план. Но, как я не устану повторять, – все идет всегда не так, как предполагаешь.

Эта книга «Секрет Ротшильдов» – наполовину семейная сага, наполовину очерк, она далека от исторической работы. Ее идея заключалась в том, чтобы удовлетворить вполне естественное человеческое любопытство. Я никогда не ставил перед собой задачу упомянуть всех действующих лиц, что было бы невозможным, учитывая многочисленность членов семьи. Я писал только о тех, на ком остановил свой выбор. На тех, кто отличился героизмом или харизмой и остался в памяти, причем не всегда хорошими делами.

Но тогда почему автор в моем лице говорит сам о себе? Моя интеллигентная семья заставляла меня с трех лет смотреть новости в 20:00, и теперь, в отличие от тех, у кого детство было не таким, у меня есть шанс высказаться в свою защиту в этом тексте. Тем не менее скажу, что я ничего особенного в жизни не сделал. Напротив, я был оппортунистом, подстраивавшимся под обстоятельства. Но если вспомнить этимологию понятия «оппортунизм», то признайте хотя бы это качество моим достоинством.

Всю свою жизнь, каждый раз, когда случай или обстоятельства давали мне возможность, я брался за какой-нибудь проект, но потом неизменно и систематично бросал эти занятия, когда желание или интерес во мне угасали. Так происходило с начинаниями во всех сферах: вначале в увлечениях и спортивных занятиях, затем в предпринимательской деятельности и учебе – за блестящим началом следовал скорый конец.

В этом свойстве и заключается моя трагедия: нет такой профессии, обязанности или увлечения, в которых бы я преуспел. Исключением считается разве что получение водительских прав. Я начинал учиться на пилота, но, в соответствии со своей привычкой, при первой же возможности забросил это дело. Многочисленные авиакатастрофы заставили меня осознать, что игра не стоит свеч. В конце концов, чтобы дожить до девяноста лет целым и невредимым, не обязательно уметь управлять самолетом.

Так уж неизменно сложилось с момента моего рождения, что единственный мой интерес – это познавать новое. Когда я знаю – или думаю, что знаю, – предмет, которым занимаюсь, мой интерес к нему пропадает и я его резко бросаю, переключаясь на что-нибудь другое. Серьезный производственный дефект, я понимаю. Лишь для немногих, кому не повезло и кто вынужден тысячи, (да что там!) миллионы раз приступать к новому делу, подобный жизненный путь может казаться огромной роскошью.

Знали бы вы, как я завидую тем, кто занимается в жизни только одним делом, но выполняет его хорошо и с энтузиазмом! Такая картина сама по себе утопична, потому что, согласно весьма спорной теории Платона и его последователя Шопенгауэра, объектом желания и счастья является то, чего нам не хватает. Безработный мечтает о работе, а тот, у кого она есть, об увольнении и отпуске. И тот и другой никогда не получат удовлетворения.

Довольно рано освоив азы философии и, конечно же, недолго ей прозанимавшись, я применю эту теорию, чтобы инстинктивно, надо полагать, выработать собственную: я стараюсь поддерживать дефицит, чтобы при каждой возможности делать свою жизнь более яркой. И так с пятилетнего возраста. В те времена мне нестерпимо хотелось танцевать в балетном коллективе для хрупких маленьких девочек: я был единственным мальчиком в трико среди точеных фигурок в пачках. Но через несколько недель я сбежал из хореографического класса и стал пробовать себя в дзюдо. За ним последовали гончарное ремесло, карате, верховая езда, фехтование, шахматы, бокс, рисование, фортепиано, фотография, лыжи, роликовые коньки и фигурное катание, барабаны, гитара, баскский мяч, теннис, настольный теннис, баскетбол и даже немного футбола.

Короче говоря, я себя, конечно, немного заставляю дописать эти страницы, ведь единственное занятие, в котором проявляю упорство, – бросать свои проекты. Этот принцип можно было бы считать моим жизненным кредо. Разве что в какой бы то ни было сфере я открою нечто совершенно новое, не меньше. Себя не переделаешь…

Даже эта рукопись, раз уж зашла речь, могла бы не увидеть свет. Была велика вероятность, что я ее не то что заброшу, но отложу в сторону, прежде чем скорее из гордости, чем из чувства ответственности, вновь взяться за работу. Но чего хочет издатель, того хочет Бог. Таким образом, не могло быть и речи о том, чтобы в вышедшей книге не было ни слова обо мне, хотя бы самой малости, чтобы удовлетворить закономерный интерес читателя к автору. Да будет так. Я соглашусь. А есть ли у меня вообще выбор?

Кто, собственно, такой этот парень, носящий имя рода, который судьба то баловала, то проклинала? Кто он, дерзнувший без разбору и без благословения написать историю собственной семьи или ее подобия? И где его место на шахматной доске или в генеалогическом древе? Нигде.

Что касается моего отца, то на протяжении веков богачи имели возможность заводить несколько романов одновременно, и это заканчивалось вполне предсказуемым образом. Неизбежно я должен упоминать это нехорошее слово, которым определяется мое положение, в каком-то смысле делающее меня