Лань Белая - Юлия Чибирева

Велияр погладил длинную седую бороду, переложил посох в другую руку, задумчиво оглядел несчастную берегиню.

– Отпусти её, дитя. Что нам с лани твоей, ежели она к себе не подпускает?

– Так сон же…

– Ты в Яви отпусти, а Навь уже урок передаст.

Лицо девушки просияло, но она ещё колебалась.

– Чует душа, неспроста она блазнит, будто сказать что хочет. Может весть передать или тайну приоткрыть какую…

– Пусть себе бегает по Навьим лесам, да души неокрепшие оставит в покое. Ты о своей душе думать должна, да девы малой.

– Белана…

Става мягко улыбнулась, вспоминая, как привела девочку впервые в храм. Велияр принял её радушно, но показался суров.

– Ты ли, дочь Млавы и Раяра?

Девочка не отвечала. Вцепилась пухлыми ручонками в рукав Ставы и уставилась синими глазёнками на старца.

– Она, Велияр.

– Боишься грядущего, дитя?

Белана ещё крепче вжалась в подол берегини, но упорно продолжала молчать.

– Дерзка, али скромничаешь? – улыбнулся Велияр и протянул сухую коричневую ладонь…

Очень скоро они сдружились, но первая встреча не выходила из думок Ставы.

Велияр тихо кашлянул.

– Идти тебе надобно, подрезать корень Мороха, что стелется по земле нашей.

– Видение было?

– Соберись, завтра выступаешь. Утром навет передам.

– Става!

Громкий крик стрелой пролетел через луг. Девушка обернулась. Знакомое лицо, фигура… Яжен. Повзрослевший, возмужавший…

После их возвращения, воин перешёл из храмовых обратно управским ратником в родное селение. Он часто навещал Агафью и Евстигнею. Старицы растягивали беззубые рты и угощали пряными щами из смеси таинственных трав, скучали по внучке. Белана жила при храме под приглядом Ставы и других берегинь. Сама Става навещала старушек редко. Чаще занималась поручениями Велияра и заботами о храме. Потому Агафья и Евстигнея млели от счастья, когда Яжен коротко стучал дважды в подоконное бревно, смущённо омывал руки и лицо, протирая поданным рушником, и восхищенно следили за немногословным юношей, который ясно подмечал худые места, чинил, ремонтировал.

– Сколько лет?! – радостно воскликнул Яжен. – Как живешь? Чем душа тешится? О чем дума мается?

– Приветствую. Уж вёсен пять минуло, а ты прежний, – Става не скрывала разочарования. Как всегда, он задавал слишком много вопросов. Воин не должен так поступать.

– Потому что мне не всё едино, – его оправдания имели смысл, но слишком узкий, не глубокий.

Става покачала головой.

– Завёл ли семью себе?

– Незачем, – улыбка сошла с лица, сменившись растерянностью.

– А Род как же? – Става не знала, о чем спросить, что сказать, слишком много времени прошло.

– Не нужен мне никто, кроме одной… а той я не по нраву.

– Сказал ей о том, что на сердце? – участливо поинтересовалась девушка.

Яжен досадливо мотнул головой.

– Странный ты, – Става перебросила косу с плеча на спину. – Где в бой рвёшься без нужды, а поговорить решиться не можешь. Вдруг и люб ты ей, да скрывает.

– Мала надежда… – скривился Яжен. – Как Белана? Агафья с Евстигнеей тоскуют.

– Зайдём завтра. Растёт…, да ты и сам видел, наведывался на днях.

Он и в самом деле был недавно в храме, навещал девочку. С берегиней не встречался, та часто отлучалась по поручениям. Вот и в тот раз не свиделись, но знал, что передадут о его приходе.

– Об отце, матери помнит? – Яжен и не сомневался, что думы о Раяра и Млаве не выходят из головы берегини, но хотел услышать подтверждение.

– Каждый день…

– Вернее было бы оставить её со старицами. Родная кровь всё ж.

– Не нам ведомо, что вернее, – вспомнила Става слова Велияра.

– А кому? Не в твоих ли силах было предотвратить беду? Ежели бы сказала, как оно может выйти, ушли бы до ночи с того гиблого места. На лугу тени слабее были… и Раяр бы справился…

Глаза Ставы затуманились от слез. За все годы жизни при храме она плакала впервые. И не от боли, расставания, потому, как всегда находила оправдание случившемуся, а от нелепых обвинений молодого воина, который и служит-то в чужой управе. А самое обидное, что считала Яжена одним из немногих, кому можно довериться. И оберег дарила не потому, что он храмовым воином тогда считался, а потому что не желала бед на его голову.

– Меня винишь? – тихо спросила она, сдерживая дрожь и сглатывая ком в горле.

– Могла и предупредить. – Яжен уже и не рад был такому повороту, но от слов своих не отказывался.

Става кивнула.

– Я услышала тебя.

Скользнув взглядом по широкой груди воина, где замысловатыми лапками поблескивал оберег, она развернулась и пошла к храму.

Нет, она не жалеет. Она действительно не желает бед на его голову, пусть и не разумную.

– Тяжко земле нашей, заневолил её Морох гибельный, расползается гнилью выходец из Курочья, беду несёт живым и мертвым…

Три старца – Велияр, Всеслав, Разумир вполголоса передают навет. Става спокойна. Уже не впервой отсылают в неведомый путь, указанный Богами в видениях волхвов.

Всеслав протянул ей ножницы. Става отрезала прядь волос и передала, с инструментом, обратно. Таков ритуал. Ежели худо произойдёт, узнают и, как случится возможность, помогут.

Разумир подал мех с водой и краюху хлеба, который, то ли от трав, то ли от способа приготовления, но долго не портился и был сытен.

Велияр благословил и обнял на прощание.

Затем Става отошла в сторону и внимательно стала слушать напутствие. Волхвы тихо делились мыслями друг с другом, а берегиня наблюдала и запоминала, пытаясь понять, куда держать путь и для чего. Если образ складывался, Става молча покидала храм следуя одной ей известному пути. В сложных же случаях, когда берегиня слушала слишком долго, старцы начинали подсказывать. Но в этот раз все обернулось иначе.

Первым озвучил свои мысли Разумир.

– Оберег нужен тайный, с письменами куражными… Его Сила поможет остановить напасть.

– Один погребён, но другой есть у Яжена, – припомнил Всеслав необдуманный поступок Ставы. Подаренный оберег нельзя просить обратно, но можно предложить его вернуть. – Он уже не храмовый воин, ни к чему такой дар управскому ратнику.

– Над Яженом крылья темные, оберег сохранит его… не могу позволить ему погибнуть… – вырвалось у Ставы. Впервые она подала голос при напутствии. Старцы удивлённо поглядели на берегиню, словно не было никого, и внезапно появилась. Става смутилась, но продолжила.