Изгиб грани - Олег Артюхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признаюсь, что волнующая атмосфера вывела меня из равновесия. Я начал сосредоточиваться на процедуре перехода и уже направился к кубу портала, но тут вспомнил о своих ребятах и оглянулся, отыскивая глазами дорогие мне лица. Они стояли поодаль сзади. По рангу им не следовало находиться в первых рядах. Ерунда, сегодня для меня они выше всех местных Повелителей. Я призывно махнул им рукой, удивлённые владетели оглянулись и расступились, пропуская ко мне моих друзей.
Когда Акти, Сагни и Лихур подошли и сбросили свои плащи, я невольно улыбнулся и не смог сдержать подкатившей к глазам слезы. Мои ребята оказались в туниках, на которые каким-то образом нанесли рисунки и разводы, точно повторяющие мой камуфляж. Надев одежду моего «кланового» цвета, они тем самым публично заявили всем присутствующим, что теперь не принадлежат к другим кланам и свободны, и, судя по их лицам, они до конца будут решительно отстаивать свою волю. Ах, вы, мои дорогие последователи и революционеры! Обняв каждого из них, я махнул рукой на свои опасения, и отдал Акти нож, Сагни – часы, а Лихур и без того не снимал с груди компас.
Простившись с друзьями, я взбежал по лестнице и встал на плоскость портала. Последнее, что я увидел в том мире, огромные блестящие глаза Нин и её губы шептавшие: «Антон». Я в ответ прошептал: «Марантиан». Она услышала и кивнула головой…
Глава 22
Могучий поток времени пронёс меня через толщу тысячелетий и вынес на запылённую поверхность портала, откуда я отправился в путь два года назад.
После яркого великолепия зала «Явления Великих», в полумраке подземелья я едва разглядел освещённые факелами стены. Прошло время, и я ожидал встретить здесь всё что угодно, но увидел то же заброшенное помещенье и три пары широко распахнутых глаз. Оба деда и Елена по-прежнему стояли в нишах Стихий, даже не изменив поз, только сами ниши перестали светиться.
Я сбежал по ступенькам, снял шляпу, привычным движением откинул волосы назад и тут же оказался в окружении дедов и Елены. Однако их первый порыв будто налетел на стену сомнения, а в их излучении промелькнул весь спектр чувств. Их переполняли радость и восторг, и одновременно – удивление и испуг. Насколько я понял, причиной этого взрыва эмоций стал мой вид: потёртый, выгоревший добела и многократно зашитый камуфляж, длинные волосы и борода, а также густой африканский загар. Мои спутники замерли в растерянности, однако природное любопытство пересилило, дед Пахом подкрался бочком и, касаясь меня рукой, тихо спросил:
– Э-э, Антон, энто ты? Скажи што нить.
– Да я это, я. Кто ж ещё мог оказаться вместе с вами в этом пыльном подвале? – я засмеялся, обрадовавшись, что ничего не изменилось, и, что мой мир остался прежним. – Ну, деды, здравствуйте, давненько не виделись. Здравствуй Лена-Елена. Вот я и дома.
– Здорово, конешно. Но чой-то ты путаешь, Антошка. Тебя не было чуток. Взвихрился воздух, портал собрался, слегка мелькнул, как глазом мигнул, и опять ты на ём стоишь. Случилось чего, аль нет? Ничо не понимаю. Оборванный весь, чёрный, тощий, лохматый, бородатый. Оброс, прям, как хиппи какой, – тараторил дед Пахом.
А дед Семён внимательно смотрел на меня, морщил лоб, тёр щёки, а потом срывающимся голосом прохрипел:
– Слушайте все. События произошли, и прошлое изменено, а теперь молитесь, и ничему не удивляйтесь, что увидите наверху. Господи, спаси нас грешных и помилуй.
Я снял и осторожно сложил в дорожную сумку артефакты и повернулся к выходу. Дед Семён отправился первым, за ним Елена, Пахом, и последним двинулся я.
Когда мы выбрались из подземелья, наши факелы чадили и трещали, угрожая вот-вот погаснуть. Однако наверху они и не понадобились. Непривычно сухой церковный подвал удивил чистотой и порядком, а его тщательно выбеленные извёсткой стены перечёркивали узкие лучи солнечного света, проникающие через маленькие застеклённые окошки в цоколе. Пахло воском и ладаном. Вдоль стен аккуратно стояла какая-то утварь, сосуды и столешницы. Обойдя ворох новых черенков для лопат и метёлок, мы выбрались на открытое место и прошли по чистому полу к выходу.
Глядя на необычное состояние церковного подвала, мы уже поняли, что в мире произошли глубокие перемены, и нас охватил трепет. Мы замерли перед обитой железом дверцей, никто не осмеливался сделать шаг и её распахнуть. Непроизвольно я начал сканировать пространство по ту сторону стены, но уловил лишь переливы солнечно-жёлтого, голубого и зелёного цветов. Что-то новенькое, но никакой опасности.
Самым смелым оказался дед Семён, который, глубоко вздохнув и перекрестившись, первым вылез наружу. За ним отправились дед Пахом и Елена, и последним выбрался на свет божий я. Согнувшись в три погибели, я протиснулся через тесный проём, и сразу же уткнулся головой в спины неподвижно замерших моих спутников. Но, разогнувшись, я замер, и слова недовольства застряли в горле.
Вокруг белоснежной церкви располагался уютный дворик, вымощенный выглаженными тысячами ног брусчаткой. Отделанный голубыми изразцами цоколь церкви справа переходил в небольшой придел, окна которого светились цветными витражами, а дальше за углом виднелись каменные кресты памятников усопших священников и настоятелей. Вдоль церковной ограды возвышались столетние липы, под которыми пристроились удобные скамейки. С другой стороны двора из-за цветущих мальв и лилий виднелся угол крещальни, а вдоль всей ограды росли большие розовые кусты. У ворот стояли и оживлённо разговаривали две старушки с покрытыми белыми платочками головами. Из открытых дверей церкви доносилось тихое пение, и в двери, усердно крестясь, входило несколько молодых людей.
Мы переглянулись, и я увидел, что дедов бьёт крупная дрожь. Елена недоумённо оглядывалась по сторонам и прижималась к моей руке. «Чудны дела твои, Господи, Творец Вселенной», подумал я, и… услышал ответ. Прислушался, но до меня донеслось только рокочущее эхо.
Я пока ещё ничего не соображал, но, оглядываясь вокруг, понял, что не зря сходил в прошлое. Мир, действительно, изменился и на первый взгляд в лучшую сторону.
– Мир вам, дети мои. Почему не заходите? – Мы дружно повернулись и увидели, что рядом стоит высокий пожилой священник в тёмной рясе и обращается к нам, как к своим знакомым: – А, вам уважаемые Пахом Сидорович и Семён Сидорович и вовсе грех. Жду сегодня. Есть важный разговор. – Затем священник внимательно на меня посмотрел, опустил глаза и отдельно поклонился. Я ответил поклоном, а он произнёс: – Вас