Механика небесной и земной любви - Айрис Мердок

Дэвид вспомнил ревущую лавину из своего сна.

– Да.

– Тебе нужна не она. Тебе нужна женщина. Возьми меня. Я никто, и я все. Я идол, воплощающий в себе волю небес. Я достойна тебя, потому что послана тебе судьбой. Ты видишь меня сейчас впервые в жизни, но я видела тебя много, много раз, ты приходил в мои сны. Твоя молодость и красота священны для меня. Я преклоняюсь перед твоей невинностью. Доверься, отдай ее мне. Твой час настал. Не бойся – и люби меня хоть чуть-чуть в твоем сердце. Не думай, я не посягну на твою свободу, не стану тебя удерживать. Потом я отпущу тебя, даже сама прогоню тебя прочь – иначе как бы я посмела только что спрашивать о твоей матери? Я хочу тебя, ты нужен мне сейчас, так тебе предопределено. Тебе, а не мне. Но мне нужна еще частичка тебя самого, частичка твоей любви. Я никогда и никого не просила о любви – только тебя, сейчас. Если ты сможешь дать мне ее сегодня, тебе откроется новый мир, в котором ты уже будешь мужчиной. Ты никогда не поймешь, кто я и что я, но поверь, сегодня мы с тобой не можем сделать друг другу ничего плохого – только хорошее. Прими же мою мольбу и не бойся. Никакая другая женщина никогда не будет говорить с тобой так, как я, и второй такой минуты в твоей жизни уже не будет. Иди ко мне. Пожалуйста!

В наступившей тишине Дэвид слышал собственное дыхание, биение своего сердца – или это было ее сердце? Оно колотилось все чаще и сильнее, словно подчиняясь растущему напряжению ее слов. Лицо Пинн стремительно преображалось в прекрасную маску, состоявшую, казалось, из одних только зеленых глаз, из одного прикованного к его лицу взгляда. На Дэвида еще никто никогда в жизни не смотрел так. Воздух вокруг него сделался вдруг странно разреженным. Они вместе поднялись и стояли теперь молча.

– Подожди, – хрипло проговорил Дэвид, – я только…

Он почти бегом выскочил из комнаты, запер входную дверь – на ключ, на задвижку, потом дверь на кухне – тоже на задвижку. Пинн ждала его в прихожей.

Лицо ее было уже не таким спокойным и уверенным, как раньше, будто растущее внутри ее желание легкой дымкой затуманивало ее взгляд.

– Но ты сможешь хоть чуточку любить меня – пусть только сегодня, сейчас? Сможешь?

– Да, – сказал Дэвид. – Да.

– Ты никогда не поймешь, но… я совершила героический поступок, и… ты моя награда… Столько всего пришлось пережить, и теперь… каждая крупица чьей-то нежности…

– Да, да, да…

– Идем же, мой хороший.

Они стали подниматься по лестнице.

– Ну, как тебе? – спросил Монти.

– Супер.

Кики Сен-Луа, уже полностью одетая, застегивала босоножки.

Монти, в одной рубашке, все еще возлежал на подушках в своей растерзанной постели.

Он смотрел на Кики с нежностью и изумлением. Какая она милая и ладная: ножки обтянуты гладкими коричневыми колготками, в вырезе короткого сиреневого платьица – легкого, почти невесомого – матово поблескивают только что застегнутые молочно-белые бусы; блестящие, будто полированные, темно-золотистые волосы лежат идеально ровно по всей длине, волосок к волоску, – такая свежая, словно только что отчеканенная, и в то же время отчеканенная для того, чтобы ею можно было пользоваться и наслаждаться. И эта девушка только что была для него огромной вселенной, в которой беспорядочно перемешались мысли и чувства, дух и плоть, он и она.

– Что ты думаешь? – спросила Кики.

– Не «что», а «о чем». О чем я думаю.

– О чем ты думаешь?

– Ты такая презентабельная, – сказал Монти. – Я хочу сказать, у тебя совсем не помятый вид, будто нетронутый. Даже не верится, что ты та самая девушка, с которой мне только что было так замечательно в постели.

– Я та самая девушка!

Оттолкнувшись одной ногой от края кровати, Кики прыгнула на постель и приземлилась рядом с Монти, но тут же перевалилась на него. Монти почувствовал, как ее босоножка прижимается к босым пальцам его ноги, а гладкий нейлон скользит по его бедру; сиреневый подол задрался, ее губы коснулись его подбородка, длинные волосы разметались по подушке, по его шее и лицу. Он снова вдохнул в себя яблочный аромат ее кожи, запах ее пота, ее сиреневого платьица, ласковую прохладу ее волос.

– Платье помнется, глупышка.

– Я хочу, чтобы оно помялось, чтобы я была твоя помятая Кики и чтобы ты меня раздел!

– Я уже тебя раздевал. Надеюсь, тебе правда показалось, что это было супер. Хотя в какой-то момент мне было не очень понятно, о чем ты думала.

– Я не думала.

– Ну, что ты чувствовала? Очень было больно?

– Нет-нет, Монти, было так здорово… То есть, конечно, больно – но зато так… Ах, Монти, как я счастлива!

– Смотри, не слишком увлекайся своим счастьем, – сказал Монти, отстраняя ее. – Не забывай, о чем я сразу тебя предупредил. Ну-ка, в сторону, дай мне одеться.

Он встал и принялся искать брюки.

– Я люблю тебя, Монти, – сказала Кики. – Разве что-нибудь не так?

– Если что и не так, то только со мной, – ответил Монти, затягивая ремень. – Многие сочли бы меня преступником. И если у тебя потом начнутся какие-нибудь неприятности, то это еще больше их в этом убедит. Так что ты уж позаботься, чтобы неприятностей не было, – ради меня. В этом смысле я полагаюсь на тебя, это было частью нашего уговора.

– Я не понимаю… но понимаю, – сказала Кики. – Но что же мне делать, я теперь буду любить тебя вечно.

– Девушка в твоем возрасте не может знать о вечности.

– А я могу знать. – Кики уже стояла около кровати. Ее сиреневое платьице и правда немного примялось. – Я знаю. Я не такая девушка, как все.

Монти шагнул к ней, взял ее за плечи и заглянул в глаза – большие темные средиземноморские, африканские глаза, в самой глубине которых переливались красные текучие искорки.

– Да, ты не такая, как все, – сказал он. – Поэтому я и пошел на риск. Я передал тебе часть своей боли. Знаю, что люди не должны этого делать, но они сплошь и рядом это делают. И я тоже сделал это, Кики, – причем сознательно. Я принес тебя в жертву, потому что ты не такая, как все, потому что в нужный момент ты так неожиданно оказалась рядом со мной… и потому что тебе дана власть изменить мою жизнь.

– И у тебя теперь будет меньше несчастья?

– Может быть. Да.

– Значит, у меня будет больше несчастья, – сказала Кики. – То есть если ты правда… не разрешаешь мне тебя видеть… Хотя если теперь у тебя останется меньше несчастья, то я за это стану счастливее.

– Меньше, девочка моя, по количеству, зато оно будет самой высшей пробы. И закончим на этом. Все, тебе пора.

– Нет, нет, Монти, пожалуйста! Больше ведь у нас никогда не будет, как сегодня!

– Я знаю, – сказал он. – Думаешь, меня это не печалит? Потому я и прошу тебя уйти как можно скорее.