Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Утром 17 декабря отец Дьердь в домашнем халате работал за письменным столом. Его секретарь итальянец по имени Марк Антонио Феррари заглянул к нему в комнату с только что полученным важным письмом. Едва кардинал углубился в чтение, наймит Кастальдо выхватил кинжал и дважды воткнул ему в шею.

В то время Дьердю Мартинуцци было уже семьдесят, но это был крепкий, сильный мужчина, одним ударом кулака он свалил негодяя.

Но за дверью стояли на страже гости: генерал Паллавичини с шестью офицерами-итальянцами и двумя испанцами. Отважные рыцари набросились на гостеприимного хозяина, буквально искромсав его, а один даже сзади выстрелил в него из пистолета. После расправы оставили мертвого и испарились.

Куда?

На грабеж.

Воры обычно не составляют списков украденного добра, так что мы только в общих чертах знаем, что ценности из замка Альвинц были украдены. Из предполагаемых 300 000 золотых, по утверждению Кастальдо, нашлось всего несколько тысяч, которые он верноподданннчески отослал в венскую казну с докладом, что, верно, остальное было расхищено начальством замка, то есть людьми Мартинуцци. Только слепой не увидит: он сам был тем вором и в нарушение обычая «честного» раздела добычи отказал в доле своему августейшему сообщнику.

Но кое-чем он все-таки его порадовал. Ухом отца Дьердя.

Поговаривали, уши у него с рождения были покрыты волосами, и вполне вероятно, что со временем на них пробилась непривычно густая поросль. Один из убийц срезал у мертвого правое ухо, чтобы Кастальдо послал его Фердинанду в подтверждение свершенного.

Небольшие подарки укрепляют дружбу…

Этим небольшим этюдом морали, однако, никак не могу способствовать украшению Пантеона Габсбургов. Впрочем, история эта имела и продолжение.

Посмотрим послание Фердинанда государственному совету от 8 января 1552 года: «Известно, что среди христиан чистоты духовной ради таковые и даже большие дела часто считаются дозволенными».

Иными словами, Фердинанд признал, что он дал-таки добро на убийство. Упоминание христианства было условным паролем, за ним скрывались и «даже бóльшие дела», то есть еще бóльшие подлости.

Однако папского кардинала, члена римской коллегии кардиналов, все же нельзя было так просто прирезать. Законы религии карали убийц высших духовных лиц преданием анафеме. Но этот случай никоим образом не мог бы послужить общему духовному здоровью всех христиан. Надо было как-то выворачиваться. Фердинанд договорился с папой, что он назначит церковное расследование, в процессе которого выяснится, что отец Дьердь был предателем, хотел отдать туркам Трансильванию, даже всю Венгрию, так что убийство по сути дела произошло в интересах всего христианства.

Следствие началось, его вели четыре кардинала, продвигалось оно по-черепашьи. По всей стране было заслушано 116 свидетелей, и вот 14 февраля 1555 года папа Юлиан III своим приговором провозгласил:

Папесса Иоанна

Саму эту историю можно рассказать в нескольких словах. Даже совсем в немногих, потому что удивительным образом средневековые летописцы, упоминая об этом мирового масштаба событии, скупо сообщают подробности.

Итак, одна молодая женщина пустилась в путь из Англии в Афины, чтобы овладеть богатствами высокой науки. Оделась в мужскую монашескую рясу, потому что так ей было легче осуществить свой план. Из Афин, научившись всему, чему там можно было научиться, отправилась в Рим. Там высшие церковные иерархи не переставали изумляться, настолько острота ее ума и глубина познаний превосходили обычный уровень. И никто не догадывался, что ученый Иоанн Английский не мужчина, а женщина.

До сего места история волне вероятна. Способность женского ума к восприятию обычно отрицают те из мужчин, кто чувствует недостаточность своего собственного интеллекта и страшится состязания с женщинами.

Невозможное следует дальше.

В 855 году после смерти папы Льва IV предстояло выбрать нового папу римского. Выборная коллегия посчитала наиболее достойным Иоанна Английского занять Престол святого Петра. После своего избрания новый папа принял имя Иоанн VIII. Почти два года вел он дела Церкви с великой мудростью, как вдруг разразилась катастрофа.

Папесса вступила в тайную любовную связь с одним из служащих, предположительно с кем-то вроде камердинера. Последствия этого не заставили себя ждать и даже настолько стали явными, что во время крестного хода у Иоанны начались родовые схватки, и прямо на улице она произвела на свет ребенка мужского пола. По свидетельству одного из летописцев, мать и дитя тут же скончались, другой пишет, что возмущенная толпа забросала их камнями. Боккаччо[104] тожесообщает об этом событии; по его словам, «у несчастной лились слезы, что она так обманула весь свет, затем по указу отцов церкви ее бросили в темницу».

История папессы впервые упоминается в хрониках только спустя примерно два столетия после случившегося. До этого нигде об этом нет ни слова.

Вот она, первая невероятность!

Абсолютно невероятно, чтобы о такой громкой, поистине вселенской сенсации можно было молчать двести лет. Хотя, чтобы написать про нее, особых препятствий не было, ведь даже гораздо позднее, когда слухи об этом распространились достаточно широко, Рим долго не опровергал их.

Другая невероятность — коллегия папских выборщиков в нарушение древней традиции выбрала папу не из своей среды. Но если бы даже это и произошло, то еще более невероятно, что папа-женщина смогла утаить свой пол от ближайшего окружения.

Однако на опровержения жаль тратить слов. Тут интересна не сама по себе сказка, а то, что весь тогдашний ученый мир поверил в нее.

Причем поверили настолько, что даже поставили папессе скульптурный памятник.

В представляющем собой архитектурное чудо, сложенное из белого и черного мрамора, сиенском кафедральном соборе, в одном из нефов на уровне второго этажа проходит карниз, на котором разместили скульптурные портреты римских первосвященников в порядке их правления. За бюстом папы Льва IV следует папесса, к тому же с такой неожиданной надписью «Иоанн VIII, англичанка». Портрет только 200 лет спустя убрали оттуда. Тогда уже с историей папессы Иоанны было покончено.

Однако легенда в изустной передаче продолжала существовать. В XVI веке интерес к ней возрос, и снова была перелистана история папы-женщины. Во время религиозных дискуссии Реформации теологи-протестанты написали на своих знаменах также и имя папессы Иоанны, когда двинулись в наступление против католического Рима. И даже когда руки-ноги науки уже не были стиснуты пеленами схоластики, серьезные ученые, полагавшие столь же серьезными свои аргументы, молотили друг друга по голове из-за женщины-англичанки[105].