Прикосновение - Клэр Норт

Не думаю, что мне часто доводилось слышать тишину, столь глубоко проникшую в нити, из которых была соткана окружавшая нас ночь.

Он сказал:

– Я… – Осекся. Начал заново: – Это не было… – Снова запнулся.

Какие-то слова вертелись у него на языке. Вероятно, оправдания и извинения. Он выполнял приказ. Вершил справедливость. Мстил. Это было чье-то неверное решение, у него оставалось слишком мало времени, на него оказывали чересчур сильное давление. Груз прошлого. Бедный Натан Койл. Его ранили, произошедшие события нанесли ему душевную травму. А потому да не судим он будет. Он действовал не по собственному выбору.

Слова, готовые сорваться с его губ, затухали, оставшись непроизнесенными.

Я наблюдала, как они растворяются в нем, сгорают, падая куда-то внутрь его тела, и кончилось тем, что он отвел взгляд в сторону, не сказав ничего.

Я расхаживала по номеру. Включила телевизор. Репортажи о проблемах других людей. Выключила телевизор. Продолжала ждать.

Потом он сказал, что хочет почистить зубы.

– Ванная за той дверью. Она в твоем распоряжении.

Он поднялся с заметным трудом, проверил повязку на груди и плече, убедился в ее надежности.

Дверь ванной осталась приоткрытой, и я с постели могла видеть его перемещения в ярком белом свете. Но порой он скрывался из поля моего зрения. Когда из крана перестала течь вода, я открыла дверь пошире, чтобы наблюдать за ним непрерывно, и вот он оказался передо мной. Он стоял, опершись руками о раковину, вглядываясь в зеркало так, словно сам только что впервые увидел свое лицо и старался найти ответ на вопрос, какую форму оно еще могло принять. Я прислонилась к косяку двери – проститутка с кожей, подтянутой пластическим хирургом, живущая в городе, где цены на мои услуги слишком низки, сутенеры суровы, а все секреты моего занятия таятся под крытыми брусчаткой узкими улочками. Он не смотрел на меня, не в силах оторвать взгляда от собственного гипнотически действовавшего на него отражения.

– А если я откажусь? – спросил он.

– Тогда я уйду. Сбегу туда, где хранятся мои документы по «Водолею». После чего разрушу их организацию до основания изнутри, и ты останешься в одиночестве.

– Обреченный на верную смерть? Это угроза?

– Сама я не причиню тебе вреда. «Водолей», Галилео… Мы оба можем только гадать, как поступят они. Но я тебя не трону.

Он кивнул, обращаясь к своему отражению, потом перевел взгляд куда-то в глубь раковины, опустив плечи, выгнув спину, неожиданно как-то сразу преждевременно состарившись.

– Сделай это, – сказал он. – Сделай.

Я вытянула руку, но мною овладели сомнения, и мои пальцы застыли над обнаженным участком кожи на его шее.

– Сделай это! – прорычал он, скривив губы, сдвинув брови в одну линию, а потом сам взял мой палец и прижал к своей коже. Инстинктивно, под влиянием овладевшего им приступа злости, я прыгнула.

Я – Натан Койл, смотрящий на себя в зеркало глазами, готовыми пролить слезы. И на мгновение, когда я оценила отражение, отвечающее мне столь же пристальным взглядом, мне мучительно захотелось стать кем угодно, но только не им.

Из Лиона нет прямых авиарейсов в Нью-Йорк. Снова не обойтись без поезда. Пассажиров в поезде отследить труднее, чем автомобили.

Французские скоростные железные дороги! Мощь и стремительность, грохот туннелей, плоские поля севера Франции.

Опять в Париж. Рядом со мной за столом, рассчитанным на четверых, сидит старик с газетой каких-то гипертрофированных размеров. Какое-то время я читаю статью, глядя ему через плечо, но он читает медленно, значительно медленнее, чем я. Мне скоро наскучивает это занятие, я устаю от него, как и от одиночества, а потому кладу руку на запястье соседа и переключаюсь.

Койл зашевелился в соседнем кресле, посмотрел в окно, за которым бежали назад серо-зеленые поля, услышал шум локомотива, втянул запах невероятно дорогого кофе, который подают в поездах Франции, а потом заметил меня и свою руку, все еще лежавшую поверх моей.

– Мы до сих пор не приехали?

– Еще нет.

– Так для чего это?

– Я… Просто мне захотелось обменяться с тобой парой слов.

– Зачем?

– Мне подумалось… Наверное, ему будет интересно, как обстоят наши дела.

Он посмотрел на меня с недоверием.

– Извини, – промямлила я. – Я просто… Хотелось сделать тебе приятное. – И я совершила обратный прыжок сквозь горячую кожу его ладони.

Мы снова оказались на Лионском вокзале, где мне пришлось ненадолго выйти из тела Койла.

– Что опять стряслось?

– У нас почти кончились деньги, – ответила я, разыскивая в карманах нового тела бумажник. – Вот, возьми это. – Я достала несколько купюр, оставив внутри только одну, и протянула их Койлу.

Он оглядел меня с презрением епископа, смотрящего на падшего ангела, и зажал банкноты в кулаке.

– Кем ты стала? – спросил он, пока я засовывала сильно облегченный бумажник обратно в карман.

– В данный момент я мужчина, который пожал руку совершенно незнакомому человеку. Давай еще раз обменяемся рукопожатиями, Натан Койл, и двинемся дальше.

Он медленно протянул мне ладонь, и я мягко встряхнула ее.

Пригородной электричкой я доехала до аэропорта, где еще один смешной поезд из двух вагончиков сновал между терминалами. Напротив меня стояла женщина: светлые волосы, загорелое лицо, зеленое платье, тесноватое в талии, смех искренний и раскатистый – она болтала по телефону с подругой. Направляется на стоянку, решила я, вернувшись из отпуска в какой-то раскаленной от солнца стране. Назавтра ее не ожидает надоевшая работа, она не страдает от смены часовых поясов и может лишь радоваться возвращению к своей семье и друзьям, домой, где все соберутся вместе, чтобы встретить ее.

Пальцы у меня так и чесались прикоснуться к ней, чтобы присвоить себе этот звонкий смех, как и отца с матерью, а возможно, и детей, которых было так трудно воспитывать, но теперь повзрослевших, любящих. Чтобы они все окружили меня, затискали в объятиях, называя своей сладкой ягодкой, милой девочкой и любимой мамочкой.

Но потом я посмотрела по сторонам и увидела отражение Натана Койла в оконном стекле. Между тем двери открылись, и женщина пропала из вида.

Один билет до Нью-Йорка. Без обратного. И я была…

– Ваш паспорт, пожалуйста!

Койл смотрел на меня, моргая. Он почувствовал, как его рука вместе с моей просунулась в щель под стеклом, куда усталые путешественники, желавшие покинуть эту страну, должны были класть свои паспорта. А я уже улыбалась ему, говоря на жизнерадостном и грассирующем французском:

– Я должен проверить ваш паспорт, мистер Койл.