Прикосновение - Клэр Норт

– Куда меня угораздило попасть на этот раз?

– К дантисту.

Он медленно окинул взглядом низкий потолок, выложенный белой плиткой пол, потом посмотрел на меня:

– А ты кто?

– Я? Меня зовут Нера Бек. Я замужем. У меня двое детей и скидочная карточка местной кофейни. Мое хобби, которое некоторые назвали бы одержимостью, – коллекция кулинарных рецептов.

– Который час?

– Полночь. Или около того. Я – или скорее это был ты сам – объяснила, что случай срочный и я хорошо заплачу. Но когда Нера поняла, что у меня в плече пуля, она немного занервничала. Пришлось сначала признать, что у меня нет острой зубной боли, а потом… Вышло так, как вышло. И вот я перед тобой.

– Какой сегодня день недели?

– Все тот же, – ответила я. – Прошло лишь несколько часов. Извини, что пришлось совершить прыжок так внезапно, но с тобой стало трудно общаться, а я действительно сильно напилась. Однако стоило мне стать тобой, как я поняла, что все твои речи и поступки не имеют значения, важнее всего немедленно извлечь пулю.

Я взяла с металлической поверхности стола хирургические щипцы и задумчиво щелкнула ими в воздухе.

– Я посчитала, что у стоматолога всегда найдется целый набор жидкостей, которые немного уймут боль. И, кроме того, возможны осложнения.

Когда Койл снова открыл глаза, я сказала:

– Теперь я Бабушка. Это такая кличка. Хотя я, разумеется, вовсе не бабушка. Зато у меня в сумке восемьдесят евро наличными, связка ключей от дома, початая бутылка водки, четыре презерватива, упаковка парацетамола, баллончик с перечным газом и вот это.

Я бросила на постель, в которой лежал Койл, колоду игральных карт. Он посмотрел на нее, потом на меня и заметил:

– Ты выглядишь… как-то искусственно.

– Неужели? – Я провела ладонями по пышным формам своего тела, по концам моих локонов «платиновой» блондинки, обрамлявших пухлую белую шею. – Да, кажется, у меня в груди силикон, который еще не до конца прижился, но с лицом-то должно быть все в порядке, верно?

Койл, вытянувшийся на кровати в номере дешевого отеля, изучил обширные участки моей плоти, остававшиеся обнаженными, и сказал:

– Для тебя это что-то вроде наказания, как я понимаю. Кара, ниспосланная свыше.

– Чепуха! – воскликнула я, плюхаясь на постель рядом с ним и убирая карты в сумку. – Бабушка показалась мне очень приятной женщиной. И недорогой. Пятьдесят евро за два часа. В Париже таких расценок уже давно нет, уверяю тебя. Как ты себя чувствуешь?

Морщась от каждого прикосновения, он ощупал края повязки на плече.

– Я почти ничего не помню.

– Ты был накачан обезболивающим, – почти весело пропела я, проверяя на прочность кончики своих покрашенных ярко-белым лаком длинных ногтей. – Мне ли не знать этого? Я ведь сама ввела тебе лекарства, но потом пришлось воспользоваться Бабушкой, чтобы понять, в каком я, то есть ты, состоянии. Сильно́ ли еще действие наркотиков. Я… пока дала тебе возможность побыть собой. Наслаждайся, потому что это ненадолго. Всего лишь проверка, а теперь пора… – Я протянула руку к нежной коже его щеки.

– Подожди!

Я остановилась, удивленно вскинув брови. У Бабушки оказались потрясающе красиво выщипанные брови, и мне доставляло удовольствие двигать ими. Койл медленно втянул в себя воздух.

– Ты сказала, что тебе нужно послушное тело добровольца. Человека, который не поднимет шума, не попытается сбежать. А твоя Бабушка, хотя и стоит недорого… Но как только ты выйдешь в ее теле из номера, то тут же столкнешься с сутенером и получишь больше проблем, чем тебе сейчас нужно. Значит, я действительно тебе необходим, причем на добровольной основе. А потому не торопись, подожди немного.

Я ждала, а Койл прижал руки ко лбу и снова лихорадочно вдохнул.

– Расскажи, как ты собираешься доставить меня в Нью-Йорк?

– Я могу провести тебя через любую таможню, – просто ответила я. – Сделать так, чтобы никто не потребовал твоего посадочного талона, чтобы тебе автоматом проставили штамп в паспорте, не досматривали твой багаж. Я могу внедриться в любого, кто летит в Нью-Йорк, путешествовать первым классом в просторном кресле. Я все могу. И возьму тебя с собой, если только ты мне позволишь.

– А что потом? Я очнусь прикованным наручниками к батарее отопления?

– Или в номере комфортабельного отеля вместе с красивой женщиной.

– Ты видела свое отражение в зеркале?

– Нет, – призналась я. – Но я хорошо изучила это тело в отеле. Оно обещало целый набор восхитительных ощущений – сексуальные игры, эротические фантазии. Мне также показалось, что тело достаточно спортивное.

Я вытянула ноги, чувствуя странное напряжение в бедрах и лодыжках. Любопытство заставило меня попробовать дотянуться руками до кончиков пальцев на ногах. Но руки едва достигли коленей, когда сухожилия натянулись до предела, а мышцы отказались служить. Я вздохнула и оставила эту затею.

– Что ж, вероятно, я преувеличила гибкость этой особы. Но мне понравилась ее ласковая улыбка. Она словно внутренне смеялась, но сама над собой. И, по-моему, во мне все же что-то есть.

– Тебе часто приходится это проделывать? Я слышал о людях, которые сознательно вступают в связь… то есть устанавливают особые отношения с такими, как ты. Хотя, видит бог, трудно в такое поверить.

– Но это правда. В свое время я заводила себе… Назовем их добровольными помощниками. При этом я всегда вела себя безупречно. К телу, которое тебе предоставили, нельзя относиться легкомысленно и обращаться с ним небрежно. Находясь в теле помощника, я всегда осторожно водила машину, не вступала в сексуальные отношения, не предохраняясь. Это было бы верхом непрофессионализма. Я вообще избегала половой жизни без согласия владельца тела. Помощник позволяет тебе, например, добраться до места назначенной встречи, без необходимости перепрыгивать из официанта в повара, потом в шофера и обратно. Хороший помощник может стать… И в самом деле они становились моими друзьями. Если были открыты для дружбы.

– Ты их всех тоже любила?

– Конечно. Разумеется, я их любила. Они знали, кто я такая, но доверяли мне. Доверяли каждый кусочек своей беззащитной кожи. И если это не проявление любви, то я даже не знаю, какое еще подобрать определение. Я люблю всех хозяев своих тел. Я любила Жозефину. – Его глаза блеснули в свете маломощной вольфрамовой лампочки, но он промолчал. – Были времена, когда я брала все, в чем нуждалась, с помощью одной только силы. Ты и твои действия, направленные против меня, в известном смысле заставили меня снова прибегнуть к такому методу, возродили подзабытые воспоминания. Но Жозефина Цебула хорошо понимала, на что давала согласие. Мы с ней заключили сделку в зале международных вылетов аэропорта Франкфурта, когда я продемонстрировала ей свои способности и убедила, что мне можно верить. Я мыла ее тело, пробегала пальцами по ее волосам, ощупывала ее обнаженную плоть. Я одевала ее в самые новые модные платья, а потом вставала перед зеркалом и крутилась туда-сюда, и мне казалось, что моя попка выглядит немного полной в красном, но отлично смотрится в синем. Я смеялась ее смехом, наполняла ее желудок пищей, проводила по зубам ее языком, целовалась ее губами, ласкала ее пальцами, опрокидывала среди ночи незнакомых мужчин на ее тело, а потом шептала ее голосом самые романтичные слова на ухо новым возлюбленным. Да, я делала все это, но только потому, что она мне разрешила, потому что я попросила, а не взяла тайком. И за это я любила ее. Нет подарка более щедрого, чем тот дар, который преподнесла мне она, на что я готовила не менее щедрый ответ… Я собиралась создать для нее новую жизнь. Чтобы она стала иной личностью. Хотела предоставить ей шанс самой выбирать свой путь. И все это за срок, не превышавший тот, что дают за мелкую кражу. Но вы убили ее, Натан Койл. Или как вас еще назвать? Вы ее убили.