Сталин и Гитлер - Ричард Овери

Естественная конкуренция за пищу и территорию, описанная биологами, со временем приводит к изменению баланса видов в пользу более сильных. «Природа все ставит на свои места, – продолжал Гитлер, – что означает: Победа более сильных»8.

Гитлер применил законы природы к человеческой истории без каких-либо оговорок. Человечество подразделяется на расы, а не на виды, но и здесь природа оказалась несовершенной, «смешав высшие расы с низшими». В результате такого смешения началось регрессивное изменение породы людей, своего рода деэволюция. Центральным моментом исторической реальности всегда была «борьба наций за выживание» против других рас, против смешения с другими расами, от которых исходила угроза заражения, и эта угроза ассоциировалась главным образом с евреями9. В истории нет вечных истин, есть только непрерывная борьба высших народов (тех, кого Гитлер называл «культурообразующими» расами или «носителями культуры») против более слабых или в большей степени выродившихся рас. Железная логика истории побудила нации, способные стать здоровыми популяциями, носителями культуры, действовать, захватывая территории и пищевые ресурсы, подобно сообществу животных. Существование нации или расы оправдано не вечными или абсолютными нормами человеческой морали, отвергаемыми национал-социалистическими философами, но той степенью, до которой они были способны защитить свое историческое право на существование. Германия, так же как и любая другая нация, столкнулась с этими историческими императивами. «Самосохранение и продолжение существования являются величайшей побуждающей силой, лежащей в основе всех действий», – писал Гитлер в 1928 году10. Разница была лишь в том, что германский, или «арийский», народ, поднявшийся по «бесконечной лестнице человеческого прогресса», достиг его вершин и теперь представлял собой его высшую точку подобно тому, как коммунизм представлялся социалистам как высшая форма человеческой эволюции. Гитлеровская Германия стала перед лицом неотвратимости судьбы, закономерной по логике природы и истории. По мысли Гитлера, только величайшим напряжением воли арийский народ сможет преодолеть все препятствия, стоящие на его пути, и выполнить свою историческую миссию11.

В обоих случаях оправданием диктатур служили не субъективные факторы – амбиции властных людей, стремления богатых или своекорыстные цели отдельных кланов, – а объективные законы природы и истории. В итоге произошедшая в обеих диктатурах подмена морали освободила правящие режимы и их агентов от прямой ответственности за свои деяния: все объяснялось биологической и исторической необходимостью, а не человеческими капризами, которые привели к установлению нового морального порядка и управляли действиями людей.

Эти мотивы стали источником того, что Сталин называл «подлинным знанием» или «объективной истиной», а Гитлер – «правилом Природы и строгим законом»12. Оба диктатора отвергали идею того, что их системы были лишь исторической случайностью; они были «правы» только для своего времени. В условиях исключительной власти, которой были наделены оба тирана, эти сугубо личные взгляды на мир стали краеугольным камнем морального основания, поддерживавшего обе системы. Их всеподавляющее чувство уверенности и правоты способствовало совершению диктатурами бесчисленных злодеяний; но в то же время режимы оказались перед необходимостью борьбы за моральное превосходство в тех областях, где еще действовала абсолютная этика организованной религии и традиционной юриспруденции.

* * *

В конце 1930 года в стоящем на обочине дороги храме Пресвятой Богородицы на Западной Украине произошло чудо: вылитая из стали фигура Богоматери истекала кровавыми слезами. Холодными осенними днями тысячи паломников устремлялись в храм из соседних деревень. Некоторые умирали на придорожной обочине. В конце концов местные коммунистические власти огородили храм забором и поставили охрану, но изгородь была сломана, а милиционеры изгнаны. Тогда в храм была направлена комиссия ученых специалистов, которые должны были исследовать статую, с тем чтобы продемонстрировать, что чудо объяснялось простым суеверием, а множество людей, ставших лагерем в полях вокруг храма, должны быть разогнаны.

Специалисты обнаружили, что голова статуи проржавела и ржавая вода стала сочиться по лицу, создавая иллюзию кровавых слез. Вскоре они вернулись в храм, вооружившись бутылками зеленой, синей и желтой воды. Взобравшись на верхнюю ступень лестницы, они стали выливать жидкости на голову статуи, и Мадонна стала источать слезы разного цвета. Собравшаяся толпа сначала замерла при виде нового чуда, но когда один из ученых попытался объяснить, что это и есть научное объяснение чуда, а не деяние Бога, крестьяне напали на них, а двоих ученых забили до смерти. Через несколько дней у церкви появились войска, чтобы защитить вторую научную делегацию. Но она также подверглась нападению толпы верующих, в ходе столкновения статуя Богоматери ударилась оземь и разбилась вдребезги. После того как в столкновении был убит один из участвовавших в событиях простаков, огромная процессия верующих во главе со священниками и монахами с кадилами и хоругвями в руках вышла на улицу. Для коммунистов наступил момент истины: милиция, действуя штыками, разогнала процессию, так что на месте событий остались сотни убитых, а весть о случившемся разлетелась повсюду13.

Столкновения между двумя идейными системами редко носили столь открытый и кровавый характер, как в данном случае, но споры по поводу чудес выносили на поверхность истинную суть борьбы между научным материализмом нового коммунистического государства и традиционной верой, которой придерживалась большая часть населения Советского Союза. Христианство было совершенно несовместимо с коммунистической идеологией. Но тем не менее взаимоотношения между революционным движением и религией были неоднозначными. Накануне Первой мировой войны некоторые выдающиеся социалисты полагали, что первоначальное христианство было социалистическим по своей природе и что Иисуса следует рассматривать как первого пролетарского революционера14. В последние годы существования монархии возникло множество миллениарных течений, которые, с одной стороны, были вызваны к жизни революцией, а с другой – сами вызывали апокалиптическую революционную борьбу. Священнослужители выступали с критикой социальных эксцессов старого режима и предсказывали искупительное политическое будущее15. И только после триумфальной победы большевизма в ноябре 1917 года стало совершенно очевидно, что эти взаимоотношения будут носить конфронтационный характер. Ленин, как и Маркс, выступал непреклонным противником всяких религиозных сантиментов. «Любая религиозная идея, – писал он Максиму Горькому в 1913 году, – самая опасная низость, самая бесстыдная “инфекция”». Поклонение божеству он низводил до «идеологической некрофилии». Бог был полезен лишь как средство «убаюкивания классовой борьбы»16.

Новый, коммунистический режим не воспринимал угрозу со стороны христианства всерьез. Религия интерпретировалась им в классовых понятиях; церкви и храмы были инструментом старого режима правления и использовалась им лишь для распространения иллюзорных представлений о будущем. Коммунисты исходили из того, что с крушением старой системы религиозная вера зачахнет и исчезнет. Служители культа были классовыми врагами, но их не рассматривали как соперников в борьбе за сердца и умы народных масс, которые силой самой истории станут социалистическими. Суть битвы была понята значительно более ясно российскими христианами (и горсткой мессианских большевиков во главе с Анатолием Луначарским и Николаем Бердяевым). Собор Русской Православной церкви в ноябре 1917 года объявил, что большевизм был «ниспослан антихристом», и спустя несколько недель предал это движение анафеме17. Духовенство напомнило о том, что христианство было и остается «единственной истиной», стоящей над бурей политических отливов и приливов. В письме, опубликованном несколько лет спустя, написанном группой заключенных епископов, вновь говорилось о вере церкви в то, что принципы морали, справедливости и закона остаются абсолютными и неизменными, тогда как коммунистическая мораль условна и эфемерна18. Церковь ощущала себя вовлеченной в давно ожидаемую борьбу между Богом и Сатаной, когда на кон была поставлена ни много ни мало сама душа России19.