Мед и яд любви - Юрий Рюриков

Гуманен ли «шаблон всесемейности», нужен ли он?

Семья — это, пожалуй, самая гуманная из всех человеческих ячеек, она больше всего делает человека человеком. В других человеческих ячейках — скажем, в трудовой — человек выступает больше не как личность, а как исполнитель типовой роли — токаря, доярки, продавщицы, бухгалтера, конструктора… Работа требует от человека именно типовых — «ролевых» — профессиональных умений, типовых черт, а не личных, индивидуальных. Все «ролевые» ячейки вбирают в себя только часть человеческой личности, все построены как минимум на полуотчуждении этой личности.

Семья — современная семья — единственная человеческая ячейка, в которой нет такого отчуждения. Она стоит не на ролевой основе, а на личностной; вернее, все ее роли носят предельно личный характер, и, чтобы быть нормальным мужем и женой, нормальным отцом и матерью, надо вкладывать в эти роли все главные основы своей души.

Человек глубже всего проявляется — и больше всего складывается — в семье, и поэтому семейное состояние — одно из наивысших человеческих состояний. Но именно поэтому семью и надо бы оберегать от тех, кто может ее только разрушить, от тех, кто неспособен к нормальной семейной жизни.

Но что значит оберегать семью? Запретить жениться больным, алкоголикам, наркоманам или, скажем, генетически неполноценным (их сейчас 10 процентов)[123],как это запрещено психически больным?

У нас нет системы медико-биологической защиты брака, нет шкалы «показаний» и «противопоказаний» к браку — медицинских, психологических, сексологических, нравственных, житейски-социальных… Нужен, видимо, свод каких-то минимальных запросов к человеку-семьянину, и он должен бы стать ядром медико-биологической и социальной защиты семьи.

А в пару к такому своду нужен набор тестов, который показывал бы нам самим: вот тут ты, как семьянин, можешь не опасаться себя, тут у тебя уязвимое место, а вот здесь в твоей душе — или в твоем здоровье нет тех устоев, которые только и могут выдержать тяжесть брака. Можно, пожалуй, предположить, что большинство нынешних «абитуриентов в супруги» (да и самих супругов) с трудом прошли бы сквозь эти тесты на «брачную зрелость»…

Но, конечно, запреты на брак должны быть гуманными; закрывать дорогу, наверно, стоит только тем людям, которые совсем не способны к нормальному супружеству: психически больным, пока они не вылечены, алкоголикам, пока они алкоголики, и т. п. А вот людей, генетически неполноценных или, скажем, легких олигофренов, по-моему, негуманно лишать права на супружество, но гуманно лишать права на потомство…

А как быть с людьми, которые не дозрели до брака душевно, нравственно? Возможно, для таких стоило бы установить продленные сроки помолвки — своего рода испытательный срок, скажем, в полгода, год. Наверно, при любом исходе помолвки, при любых показаниях тестов такие люди сами — только сами — должны принимать решение, жениться им или нет. Но общество должно бы возлагать на них усиленную ответственность за судьбу их брака — и усиленно помогать им через семейные консультации.

Обо всем этом надо, конечно, думать, спорить, искать всем вместе меры защиты семьи. Но, наверно, в любом случае не запреты на брак — главное в защите семьи. Главное — так переустроить жизнь, чтобы она рождала максимум способных к супружеству и минимум неспособных. Это громадная социальная задача, и она потребует коренного переустройства всего нынешнего уклада жизни, всего общественного организма.

Частью этого переустройства должна, видимо, стать совершенно новая стратегия социальной помощи семье, о которой уже говорилось — не частичная помощь, как сейчас, а системная, универсальная: помощь во всех сторонах жизни семьи, укрепление всех ее слабых мест, лечение всех ее болезней одновременно.

Что касается помощи одиноким, то, конечно, общество должно помогать и им. Сейчас в нашей стране больше 40 миллионов людей неженатых и незамужних — мы стоим здесь на одном из первых мест в мире, пропуская вперед, как и с разводами, только США.

Появилось очень много убежденных холостяков, причем не только среди мужчин. Пожалуй, еще никогда в истории не было столько женщин, которые не нуждаются в мужчинах: это оборотная сторона нынешних планетарных переворотов в человечестве, одно из главных боковых следствий антипатриархатной революции. Точные цифры их неизвестны, но, судя по наблюдениям, их становится все больше и больше.

Одна из причин такого роста — то, что в супружеском возрасте у нас гораздо больше одиноких женщин, чем одиноких мужчин. Этот женский перевес особенно велик в старших поколениях, у тех, кому за пятьдесят, но он — вплоть до середины 80-х годов — был очень заметен и в молодых поколениях. Поэтому у многих девушек и многих молодых женщин, особенно разведенных, были в последние десятилетия очень понижены шансы на замужество. Среди них-то и стала разрастаться психология убежденного одиночества, которая возводила безвыходность в выход, превращала безвыборность в выбор…

Убежденные холостяки делятся на несколько разрядов. Во-первых, это люди, которые болезненно неспособны к нормальному супружеству и не питают нужды в нем (алкоголики и т. п.). Во-вторых, это люди, которым чрезмерный эгоизм загораживает дорогу к семейному счастью, а жизнь без обязанностей, с одними правами кажется заманчивой и легкой. Их много среди мужчин и немало среди женщин.

Третий разряд — те несчастные и усталые люди, у которых не хватает сил на семейные напряжения или ослаблено половое здоровье. Они убедили себя, что одинокая жизнь спокойнее, и если в ней меньше радостей, то меньше и горя, волнений. У многих из них, особенно у женщин, эта убежденность самозащитная, самоуспокаивающая. Они не могут насытить свою сердечную потребность в близком человеке и, чтобы заглушить душевную боль, подсознательно внушают себе, что он им не нужен…

Впрочем, у многих женщин эта сердечная потребность стихла, поутратила силу. Убежденные одиночки — это часто женщины с подточенной женственностью, жертвы того омужчинивания женской психологии, которое принесла с собой эмансипация.

Стремление к одиночеству — это по своей психологии скорее мужская склонность, отзвук мужской необремененности детьми. Женщина всей своей эмоциональной и материнской природой влечется к союзу с мужчиной, жаждет помощи ему и от него. И когда такое тяготение к мужчине вытесняется безразличием, это тревожный вывих в самих основах женской природы.

Впрочем, это скорее беда, а не вина женщин, плод нервной измотанности — от двойного рабочего дня, торчания в очередях, сплющивания в автобусах, кухонного прислужничества… Это вина (и беда) общества, которое не создало для женщины климата благоприятствования.

«Я разведена с мужем уже 10 лет. И я не хочу замуж! Можно понять людей молодых, тех, кто никогда не был замужем или у кого нет детей. Но говорить об одиночестве, когда есть дети… Где взять время на одиночество?

Когда дети маленькие, забот полно. Подросли — в выходные с ними в лес за грибами, за ягодами, зимой на лыжах, на каток, в театр, в кино. Выйдут замуж — внуки появятся. Да мы, разведенные, счастливее тех, кто замужем! Они только внешне сохраняют свою семью, а сами уже давно надоели друг другу». (С. А., Москва, октябрь, 1986.)