Изгой - Юрий Никитин

Хакама захлопала в ладоши. Глаза горели торжеством, на щекахрасцвел румянец. Она помолодела и похорошела в радостном возбуждении.

— Ну что? — спросила она победно. — Разве всёне свершается с изумительной точностью, как предначертано звездами? Сегодня изавтра будет великий штурм, сегодня город может устоять... хотя не понимаю, какустоит перед такой силой, но смиренно склоняю голову перед властью звездногонеба, но завтра падет точно, завтра наши... противники, назовем их так,погибнут. Будут убиты. Но именно завтра день Битвы Муравья с Рекой, не такли?.. А мы все знаем, что произойдет в этот знаменательный, предначертанныйходом всего Мироздания день!

Боровик кивнул. Солнце играло на его лысине. Крупная мухасела на самую вершину блестящего черепа, начала чесать крылышки, поскользнуласьи упала как с высокой горы. Боровик поймал на лету, не глядя, оторвал крылья ибросил под ноги.

— Да, — признался он с некоторой неохотой, —как ни пытались мы вмешаться, поторопить события... а ведь пытались, не будемдруг от друга таиться!.. но всё равно события нарастали медленно, какподнимается вода в наводнение. А завтра тот день, когда плотина рухнет.

Ковакко жирно захохотал:

— Ты прав, мы все пытались. Но что предначертанозвездами, то не вырубишь топором. Сейчас же, если бы мы все вдруг бросилисьпомогать Богоборцу, спасать его уже ничто не спасёт его от гибели. День БитвыМуравья с Рекой! Подумать только, его гибель была предначертана ещё задолго доего рождения!

— Да что там гибель, — буркнул Беркут. — Дажерождение! Всё предначертано еще до появления белого света. Возможно, еще дозвезд... ибо звезды — только знаки, по которым мы читаем судьбу миров, стран,людей... Не так ли, Россоха?

Россоха вздрогнул, поёжился. Он чувствовал себя как никогдаскверно.

— Ты знаешь сам, — ответил он неохотно. — Ненадо быть великим знатоком звездного неба, чтобы читать там свою судьбу. Илисудьбы близких, если знаешь их день и час рождения.

Ковакко вдруг зябко передернул плечами:

— Не знаю. К счастью, я совсем не умею читать звёзды. Ато бы вдруг увидел и свой день... Бр-р-р!

По небу плыло странное оранжевое облако, похожее на снежнуюгору, даже не гору, а целый горный хребет, залитый солнцем. Вершиныпричудливые, множество уступов, наплывов, выступающих скал, пещер, но низ этойплывущей громады чернее дегтя, и что пугало всех больше всего, абсолютноплоский, ровный, как будто эта масса скользит по незримому, но твердому своду.

И сколько встревоженные люди ни провожали взглядами этумедленно двигающуюся громаду, вершинки оставались причудливо легкими, ажурными,как взбитая пена, но низ сплющен незримой тяжестью, сплющен о невидимую твердь.

Окоем отошел от окна, покачал головой:

— Не к добру сие знамение. Ох, не к добру! Олег молчал,лбом уперся в поставленные на стол кулаки, думал, а Скиф хотел смолчать, но онне волхв, из самого сердца вырвалось злое:

— Знаешь, Окоем!.. Иногда я понимаю, за что мой братпоставил тебя верховным жрецом, но... не надо быть семи пядей во лбу, чтобыпредсказывать беды, если в городские врата вот-вот ударят тараном!

— Не к добру, — повторил Окоем. Потом, словнотолько сейчас поняв, что сказал Скиф, сказал укоризненно: — Боги могли быподать и другое знамение!.. Но сегодня будет страшным, а завтра...

Скиф вспыхнул, хотел возразить злее, но Олег опустил ладоньна его руку, сказал негромко:

— Погоди. Что там за шум?

Из коридора слышались громкие голоса. Скиф поморщился,шагнул в сторону двери.

— Погоню на стену, нечего им...

Дверь распахнулась, едва не ударив в лоб. Влетел Ярильник,молодой воин, приставленный к Скифу Турчем. Лицо его и без того круглое, каклуна, растягивалось в улыбке в стороны, будто тянули за уши.

Мой господин!.. У нас гости!

Кого черт принес, — проворчал Скиф, — Гони вшею... Нет, погоди. Кто там?

Ярильник заулыбался во всю ширь, не ответил, выбежал, ипочти сразу в комнату вбежала легкая стройная девушка, худенькая, с тонкимируками и тонкой шеей Она показалась Олегу похожей на молодого олененка ещенескладного, но бесконечно милого, доброго, доверчивого, что еще не знаетжестокостей большого мира.

Завидев Скифа, счастливо вскрикнула. Лицо его осветилосьсчастьем, блаженством. Она с ликующим щенячьим визгом бросилась к нему, Скифрастопырил руки, она подпрыгнула и оказалась у него на груди, и только тогдаОлег узнал её, сейчас в мужской одежде, покрытую плотным солнечным загаром.

— Ляна, — бормотал Скиф потрясенно, — как тыздесь оказалась?

Она торопливо и жадно осыпала его мелкими детскимипоцелуями. Он держал ее на руках как ребёнка, она по ее хрупкой фигурке и былаеще ребёнком, чистым и восторженным, а глаза светились как звёзды.

Скиф осторожно опустил на землю, но она снова бросилась емуна шею и повисла, дрыгая ногами. Он с застывшей улыбкой погладил ее по спине,по голове, наконец мягко расцепил ее руки. Ноги Ляны коснулись земли, он сказалмягко:

— Ляна, ты зря сюда прибыла... Я даже не знаю, как тысумела пробраться.

Ее тонкие красиво очерченные брови в безмерном удивлениивзлетели на середину чистого лба.

— Да очень просто!.. Я проехала прямо через их лагерь.Через самую середину. Мой конь ни на кого не наступил, он очень осторожный ичуткий... Нас никто просто не заметил. И не остановил.

Скиф открыл рот. Закрыл, снова открыл, глаза полезли на лоб.

— Ты... это всерьез?

Он беспомощно оглянулся на Олега и Окоема. Окоем хмурился,рассматривал Ляну с открытой неприязнью. Олег улыбнулся:

— Здравствуй, Ляна. Да, благородный Скиф, такое бывалои раньше. Великая Изгильдина однажды проехала через лагерь вооруженного врага,это засвидетельствовано в ряде старых хроник. Никто ее не видел и никак необнаружил, так как защитой ей служили ее добродетель и невинность.

Скиф побледнел, на лбу выступили мелкие капельки пота.

— Боги, Ляна!.. Ты ехала через лагерь, полный мужчин?Боги могут и недосмотреть, а если бы тебя кто-нибудь да заметил?

Она засмеялась чисто и звонко, Олегу почудилось, что повсему помещению покатились крохотные коло-кольчики.

— Я знала, что не обнаружат!

— Но... как?

Она смешливо наморщила носик:

— Откуда я знаю? Знала, и все тут. Чувствовала.

Скиф дрожащей ладонью вытер лоб. Он представил себе, чтобыло бы, если бы в толпе грубых мужчин, не видевших женщин уже недели, а то имесяцы, вдруг да обнаружили бы такую лазутчицу. Плечи сами собой передернулись,он в страхе отогнал жуткое видение.