Изгой - Юрий Никитин

Гелоны едва не плакали от жалости. Олег сказал угрюмо:

— Хорошо. Надеюсь, агафирсы не оставят боевых друзей вбеде.

На него смотрели с ненавистью. Кто-то процедил за спиной,что самого бы его туда, вниз, да сверху кипяточком. Олег резко повернулся, но нанего все смотрели со злобой и недоброжелательством.

— Стреляйте лучше, — сказал он горько. — Вонбегут... Со стороны агафирсов в самом деле, не выдержав криков, ринулисьбеспорядочной толпой всадники. Кто пытался поднять тяжёлое тело прямо на скаку,но большинство сразу соскакивали, поднимали раненых, торопливо укладывалипоперек седла... и тут их самих находили стрелы со стен, камни, кипящая смола,вар, поленья.

Раненые и обожженные кони с диким ржанием убегали. Два-трирухнули вместе с всадниками, видно было, как бешено бьют копыта, круша черепа,грудные клетки, ломая руки и ноги хозяевам. Олег закричал грозно:

— Не стрелять!.. Прекратить!.. Пусть кричат! Пустьзовут на помощь!

Только глубокой ночью агафирсам удалось вынести тех раненых,кто дожил до ее наступления, да убитых. Со стен сбрасывали факелы, стреляли вкопошащиеся тела, стреляли на стук копыт, на скрип телег. Ночь былабеспокойная, а утром в корчмах похвалялись, кто сколько уложил со стены.

Но тогда же на рассвете со стен не увидели ни одного трупа.Агафирсы вывезли даже тех, кто пал убитым в ночи.

Олег с башни наблюдал за вражеским лагерем. Лицо его былосуровым и безжалостным. Глаза блестели сухо, словно осколки слюды.

— Сегодня приступа не будет, — сообщил он.

— Почему? — спросил Скиф недружелюбно.

— Измотаны за ночь. А сейчас хоронят. Потом будутприспосабливаться, искать новую тактику. С людьми, которые не соблюдаютправила... это о нас, надо быть осторожнее. Поверь, именно теперь нас начинаютуважать и побаиваться.

— Из-за нашей дикости?

— Из-за того, — сказал Олег терпеливо, — чтомы плюём на общепринятые правила... выгодные в данном случае агафирсам, а воюемпо своим правилам. Выгодным нам.

Скиф смотрел исподлобья, в чистых синих глазах былинедоверие и почти вражда.

— Не понимаю, — ответил он резко. — Непонимаю!

Окоем взглянул на молодого правителя с пониманием. Чем-тоони показались Олегу похожими: молодой яростный воин и очень немолодойслужитель богам, который никогда не брал в руки меч.

— Если они ворвутся, — сказал Окоемосторожно, — разве не выместят злобу?

— Выместят, — согласился Олег. — Но пустьзнают, что и для них это не прогулка. Не охота на оленей! Ты видел, сколькоагафирсов полегло, когда вытаскивали своих? И никакой тебе добычи. В другой разподумают, идти ли на войну вообще. Окоем подумал, сказал:

— Что-то в твоих словах есть... но уж слишком этовсе... люто. Ты хочешь сделать войну настолько свирепой и гадкой, чтобы отбитьк ней охоту?

— Улавливаешь, — ответил Олег с надеждой. —Разве не путь?

Окоем нахмурился, долго смотрел под ноги.

— Не знаю, — ответил он наконец. — Один путьпокончить с войнами — это все больше обставлять их законами, правилами,ограничениями. Чтобы превратить их в конце концов из кровопролития в нечтовроде состязаний. На состязаниях тоже и люди ломают шею, и кони разбиваются, анарод так же шалеет от крови и молит богов, чтобы даровали победу именно своим.А ты вот предлагаешь поступить наоборот: сделать войны чересчур жестокими икровавыми, чтобы все меньше достойных людей бралось за оружие. Конечно, всегданайдутся врождённые ублюдки, которых не заставишь работать, им бы толькоубивать да грабить... вот и пусть бьются друг с другом, не жалко. Ты в самомделе не прост, странный волхв! Но, мне кажется, первый путь проще. Он просто понятнее.Да и хотят люди воевать, хотят!

— Хотят, — согласился Олег с ненавистью. —Хотят, Ящер бы их всех побрал! Хотят, сволочи. А надо, чтоб не хотели.

— Надо, — согласился Окоем. — Понимаю, тымолод. Хочется переделать людскую природу сразу. Увы, юноша... Наверное, прощевсё-таки постепенно... очень постепенно вводить разные правила. Не толькопозволять друг другу выносить раненых с поля боя, но и договориться не трогатьмирных жителей, не жечь поля, не засыпать колодцы... От этого трудноудержаться, понимаю, но если бы мы жили тысячи лет, то можно быпостепенно-постепенно, незаметно-незаметно... Понимаешь?

Олег сказал с яростью:

— Нам не дано жить столько. А увидеть мир лучшим, чемэто кровавое болото, я жажду при жизни! Люто жажду!

Окоем ответить не успел, из-за стены раздались крики. Олегповернулся, между лопатками стало так холодно, что невольно отвел плечи,стараясь защитить поражённое место.

По грохоту слышно, что войско Агафирса идет на приступ.Всеми силами.

Часом раньше Агафирс собрал в своем шатре военачальников,указал, кому с какой стороны вести войска. Опытные полководцы, они выслушали впочтительном молчании. Все было обговорено раньше, Агафирс лишь подтвердил, чтовсе по-прежнему, а крепость они возьмут так же, как брали многие и раньше.

По всему лагерю всадники вскакивали в седла, кони привычнозанимали свои места в строю. Огромное войско, разбившись на квадраты, замерло вожидании.

Агафирс вышел из шатра, солнце на миг ослепило, заблисталона доспехах, железном шлеме, украшенном золотом топоре. Оруженосец бегом подвёлконя. Агафирс одним прыжком оказался в седле, повернул коня, суровое лицодышало отвагой, а глаза гордо блестели.

— Воины! — крикнул он сильным голосом. Огромноевойско замерло, даже кони перестали отмахиваться от оводов, повернулиголовы. — Герои! Мелкие стычки закончены. Отныне никаких переговоров сврагом. Запомните, теперь это не противник, а враг!.. С противником поступаютблагородно... или неблагородно, смотря как он заслуживает, а с врагом поступаюткак с врагом всегда. Надеюсь, вам не надо объяснять разницу. Этот проклятыйгород должен быть уничтожен!.. Как и само понятие страны Гелонии. Жрецыговорят, что они смотрели звездные карты грядущего, там ни слова, ни знака оГелонии! Нет такой страны... Так что убивайте, убивайте, убивайте!.. Мужчин,женщин, детей, скот, деревья!.. Город сжечь, а то место, где он стоял, посыпатьсолью, чтобы и трава не росла на этом проклятом... проклятом...

Он задохнулся от переполнявшей ненависти, лицо налилоськровью, а глаза, и без того круглые как у орла, выпучились в приступенеудержимой ярости. Воины дружно вскинули к небу руки с топорами. Землявздрогнула от мощного крика тысяч здоровых мужских глоток.

Все шестеро чародеев собрались возле шатра Хакамы. Беркут судовольствием наблюдал за могучим войском. А устрашенному Россохе показалось,что по всему лагерю внезапно выросла стальная щетина, а небо и земля дрогнулиперед мощью голосов новых повелителей земли.