Бессмертный избранный - София Андреевич

— Я позову правителя, — говорит травница.

Я закрываю глаза. Сердце стучит где-то в голове, меня прошиб липкий пот. До меня едва доходит смысл ее слов, я едва слышу, как она уходит.

Я пытаюсь взять себя в руки и понять, что происходит. Утренние недомогания беспокоили меня и с Кмерланом, но не так рано и не так сильно. Уже после трапезы мне стало дурно, и пришлось едва ли не бегом убежать к себе. Я положила на лоб холодную тряпку, подышала воздухом, высунувшись из окна, и мне стало немного полегче.

Но не стоило идти на это собрание в зале. Я потеряла сознание на глазах у кучи мужчин, и Серпетису пришлось унести меня из зала на руках. Какой позор.

Наверняка Мланкин в ярости. Травница сказала, что позовет его, и почему-то я чувствую, что он послушает ее зов.

Я усаживаюсь на постели и приглаживаю руками волосы. В сонной прохладно — из раскрытого окна тянет ветерок — но мне по-прежнему жарко, и на лбу то и дело выступает пот. Я вытираю его полотенцем, которое принесла травница. Чаша с отваром стоит у изголовья кровати, но она так же мертва и молчалива, как камень, на котором стоит. Я не буду пить мертвую траву. Мне это не поможет.

Одежда тоже пропитана потом, и я скидываю с себя корс и штаны-сокрис и переодеваюсь в чистое. Я уже завязываю кушак, когда в сонную, едва не сорвав прикрывающую проход шкуру, врывается Мланкин.

За ним по пятам следует длинноволосая травница.

Мланкин останавливается у входа, делает два шага вперед, и на какое-то мгновение я переношусь в прошлое. На нем та же самая одежда, что и в тот день, когда он сказал, что считает себя свободным от данного мне слова, и я больше ему не жена.

И с каждым мгновением, проведенным в его доме после возвращения, я все яснее понимаю, что так и есть.

Пусть союзы в Асморанте и не расторгаются по желанию мужа или жены — даже если это желание фиура, я не жена ему больше, а он мне больше не муж. Я лишь мать его ребенка и незваная гостья, которую ему придется терпеть по воле Энефрет до конца Холодов.

— Как вижу, ты уже оправилась от своего припадка, — говорит он, и я чувствую, как загораются от этих резких слов щеки.

— Как вижу, ты с готовностью прибежал защищать свою новую травницу, — огрызаюсь я, не в силах сдержаться. — Что еще ты готов сделать по первому ее слову?

— Уйди, — говорит он, не поворачивая головы, и девушка исчезает за шкурой.

Мланкин подходит ко мне, но взгляд его больше не скользит по моему телу, как раньше, не ласкает и не загорается страстью. Он смотрит только мне в лицо.

— Ты опозорила меня, — говорит Мланкин. Я открываю рот, чтобы возразить, но он взмахом руки прерывает меня прежде, чем я успеваю сказать хоть слово. — Ты рассказывала людям, что я изгнал тебя в лес. О чем ты думала, Инетис? Ты выжила из ума? Это лихорадка лишила тебя разума?

Он заложил руки за спину и задрал подбородок, и смотрит на меня сверху вниз. Я ищу слова, но в голове снова шумит, и я вынуждена присесть на край кровати, чтобы устоять на ногах.

— Люди уже чешут языками. Ты покинула Асму меньше чевьского круга назад. Ты вернулась беременной, рассказывая всем, что я прогнал тебя в лес. Зачем я изгонял тебя в лес, Инетис? Что я должен был сказать народу Асморанты?

— Ты искал себе новую жену, — говорю я, с усилием подбирая слова. Мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы отогнать тошноту. — Ты бы избавился от меня снова. Я хотела, чтобы люди знали, что я жива.

— Люди знают, — говорит он.

Я поднимаю голову.

— Что ты сказал им?

— Вижу, тебе стало интересно, — Мланкин отворачивается от меня и подходит к окну. — Я ничего им не говорил, Инетис. Не пристало правителю держать ответ перед простым людом за слова, которые сказал не он сам. Ты вела себя неосмотрительно. Мигрис разослал по деревням людей сразу же, как передал мне твои слова. Поверь, очень мало найдется тех, кто рискнет задавать вопросы.

— Но я обещала магам помощь, — говорю я.

— Бывшим магам я найду работу, — пожимает плечами Мланкин. Он подходит ко мне и становится рядом, глядя почти с жалостью. — Тем, кто решит остаться в Асме, придется строить себе дома. Им будет, чем заняться. В Шине нужны кузницы, сапожные мастерские. Я обещал хорошую плату тем, кто решит обучаться военному ремеслу. Нам нужны воины.

— Ты так легко все решаешь, — говорю я. — Но что будет с теми, кто не хочет возвращаться домой или с теми, кому некуда возвращаться?

— Асморанта большая, — говорит Мланкин. — Я дам магам возможность поселиться, где они захотят, и начать все сначала. Я не могу сделать всех людей счастливыми, Инетис. Но ты зря думала, что они будут винить во всем меня. Мы на одной стороне с ними.

Он опускается на кровать рядом со мной и накрывает рукой мою руку. Сжимает ее — до боли, сильно, так, что я пищу и на мгновение забываю о тошноте. Мне кажется, я слышу треск костей.

— И ты тоже на одной стороне со своим мужем, от которого ждешь ребенка, Инетис. Хорошенько запомни это.

— Мланкин! — Я пытаюсь выдернуть руку, но он наслаждается моей болью еще миг, и только потом отпускает меня.

Я прижимаю руку к груди. Мне больно, из глаз текут слезы.

— Ты остаешься здесь до рождения ребенка, — говорит он. — У стражи есть приказ не выпускать тебя из дома, чтобы ты не навредила себе и ребенку. Травница будет присматривать за тобой. Тебе не стоит выходить на улицу и волновать народ. Я не знаю, что может взбрести тебе в голову, и я не готов рисковать.

— Ты не можешь просто запереть меня!

— Ты уже натворила дел, Инетис. Люди считают время. Прикидывают на пальцах, сколько длится твоя беременность. Если ты родишь до конца Холодов, как и обещала Энефрет, они замолкнут. Если нет… — Он поднимается. — Лучше бы все-таки твоей Энефрет не бросать слов на ветер.

Я вспоминаю слова, что сказал мне еще у Шуршин Серпетис. Он хотел помочь мне, он хотел убедить Мланкина, что без меня ему не справиться. Где он сейчас, когда мне нужна его поддержка и помощь?

— Что по этому поводу думает твой сын? — спрашиваю я.

— После того, как ты родишь, ты попросишь у меня разрешения уехать в Тмиру и будешь жить дам до конца своих дней, — Мланкин отводит взгляд. — Мой сын встретится с тобой через два Цветения, когда станет нисфиуром Асморанты. Он даст тебе свободу.

— Ты хочешь отказаться от меня, — говорю я, не веря своим ушам.

Чтобы стать мужем и женой, мужчине и женщине любой земли достаточно попросить разрешения фиура. Наделил фиуров этим правом еще дальний предок Мланкина, для того, чтобы в Асмору не тянулась днем и ночью очередь из желающих соединиться узами брака. Нисфиуры оставили себе гораздо более важное дело. Чтобы разорвать союз, пара должна были просить дозволения у правителя, и только у него. Детей забирал себе тот, кто хотел разойтись с супругом. Это было справедливо — ответственность за детей была платой за свободу.