Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

Я даже не вникаю, что там происходит, сколько близняшек, кто из них где живет, тогда как Валька, откинулась на мое плечо и с огромным интересом наблюдает за экраном.

— Не уходи, останься до утра, — просит она.

— Хорошо, — отвечаю так, будто одолжение делаю. На самом деле я и не хотел уходить.

Мы проводим вечер тихо, почти по-семейному, и это немного пугает меня. Атмосферу близости дополняет свет торшера, и выключенный верхний свет.

Мягкий свет, почти приглушенный, едва касающийся лиц. Наши взгляды наполнены теплотой и доверием, а каждое прикосновение — словно обещание бережности и заботы. Мы движемся медленно, как будто танцуем, не спеша и наслаждаясь каждым мгновением рядом. Легкие прикосновения, взволнованные шепоты и едва уловимый аромат чувств — все складывается в мелодию, которая принадлежит только нам двоим. В этом моменте нет ничего, кроме их нежности друг к другу и желаний, сливаясь в уютную гармонию, где слова уже не нужны.

— Не уходи, — после душа Валя снова напоминает мне, что я хотел остаться.

Мы перемещаемся в комнату, где снова я люблю Валю.

Я целую ее кожу, оставляя на ней горячие следы губ.

Девушка в ответ нежно гладит меня по плечам и груди. Мне же хочется большего, но просить ее об этом не могу. Впрочем, я и не знаю, существовали ли подобные ласки языком в Советском союзе.

То, что Клава делает подобные вещи легко и без принуждения, это одно, но Валька не такая.

Девушка тянется сама к моим губам, и наши языки сплетаются, а мои руки бессовестно ползут по ее упругой заднице.

Неожиданно Валя прикусывает мой язык.

Играет со мной? Это что-то новое.

— Ты теплый, пахнешь мужчиной и едой, — шепчет она эротично. Мне же становится смешно, но я сдерживаюсь.

— Я тоже люблю твой запах, — кладу девушку на кровать, сбрасываю одежду, сам ложусь рядом, в следующее мгновение Валя распускает волосы и русая копна падает, касаясь моей груди, когда девушка усаживается на меня сверху.

— М-м, — ёрзает на мне.

Я же наклоняю ее к себе, веду языком по шее, опускаюсь ниже.

Наши пальцы сплетаются, мы издаем нечленораздельные звуки.

Вот чего уж точно не было в СССР — это стонущих и орущих во свою глотку любовников, занимающихся сексом при открытых форточках.

Спустя десять минут Валя уже лежит рядом. Уставшая и счастливая.

Так продолжается вся ночь.

Вверх-вниз, горько-сладко. Дыхание учащается и снова замедляется. Комната наполняется запахами.

Дразнящие поцелуи Вали — дорожки вниз и снова наверх.

Спутанные волосы. Глухие стоны. Сбивчивое дыхание.

Валя выгибает спинку, и медленно опускается.

Наши пальцы снова переплетаются, кто-то кого-то кусает в приступе эйфории.

Новый раскат стонов под утро.

Невероятная страсть, не ожидал такого от девчонки.

Руки, ноги, язычки — всё снова сплетается, а сердца стучат громко и в унисон, пот капает с моей груди на ее.

Валька впивается ногтями в мою спину, оставляет на ней полосы.

Больше не контролируем друг друга.

Засыпаем удовлетворенные.

Наутро всё по накатанной — завтрак макаронами, совместная зарядка, секс, снова еда, еще раз секс. За обедом прошу Валю выслушать мое предложение.

— Я позаботился о том, чтобы получить новую работу. Денег немного, по-прежнему будем за штатом. Зато никаких интриг и расследований!

— Ты уходишь из «Правды»? — Валя явно огорчилась.

— Нет, не я, мы втроем уходим. Я, ты, Лёня.

— Куда?

— В ТАСС!

— Шутишь?

— Нет, я серьезен.

Валька бросается мне на шею, целует, а потом… садится передо мной на колени, расстегивает молнию брюк.

В шоке гляжу на нее, но она продолжает.

Хочу сказать банальные слова: — если не хочешь не делай, а вообще, делай, тебе понравится.

Но язык не поворачивается отказать себе в удовольствии, поэтому я лишь прикусываю губу, когда становится очень хорошо.

Конечно, Валюшка еще ни черта не умеет, и пускает в ход зубы, но лучше так, чем никак.

К вечеру говорю ей:

— Едем к Королевой, нужно объясниться с дамочкой.

Спустя час уже находимся в комфортной квартире начальницы. Она в шелковом домашнем халатике, при бигудях, видно, что не нас ждала, удивлена шибко.

— Мы ненадолго. Поговорить.

— О чем? Почему не в рабочее время? — шелестит нервно.

— Про подставу, например.

— Всё не то, чем кажется! — кричит нервно Ника, на пороге которой мы застряли с Валентиной Синичкиной.

Ну да, всё реально не то, чем видится. Наше восприятие мира и окружающих людей субъективно и искажено априори нашими представлениями об этом мире.

Мы смотрим на происходящее через призму своих собственных возможностей — того, как мы чувствуем, насколько образованы иинтеллектуально развиты. Всё зависит от нашей психики и скорости реакции, — так бы сказал психолог. Но в моем случае, я ограничен еще и опытом, тем самым, который принес с собой из далека.

Но даже этот опыт не дал мне увидеть полную картину происходящего, всё что я помнил об СССР было искаженной картиной, созданной моим мозгом, благодаря старым воспоминаниям из детства, телевизионными программами.

Не помогло.

Окунувшись в реальность 1976 года, познакомившись с настоящими людьми, я понял, что мало что знаю о них.

Столкнувшись с иной логикой, иррациональным мышлением и необъяснимым для меня поведением Рытвина я осознал, что не понимаю мразей, готовых наживаться на информации из прошлого, используя советских доверчивых людей.

Мне стало их жалко?

Нет, дело не в этом, я почувствовал единение с ними.

Шестнадцатого мая 1976 года я внезапно ворвался в этот мир, он казался мне чуждым. Прошло чуть более полугода, и я осознал, что являюсь гражданином Советского Союза, Макаром Сомовым — студентом журфака.

Сегодня я пришел Королевой, чтобы объявить ей, что мы с Валей увольняемся, нас берут в ТАСС, уже летом мы едем на БАМ в Тынду. А еще мы забираем с собой Леньку — фотографа.

Тяжело выдыхаю. Но вспоминая, что меня ждет работа в ТАСС, поездка в стройотряд на БАМ, подготовка к Олимпиаде, Олимпиада — 80, и много других свершений Союза, которые я увижу собственными глазами, о которых напишу десятки статей, настроение улучшается.

В последнее время действительно так много всего произошло, в этом, казалось бы, простом советском бесхитростном мире, где каждый человек друг другу брат, ну или сестра.

После истории с лже-Рытвиным, и узнаванием истинного лица моего дяди Виктора, я решаю дать Королевой слово.

Конечно, пока шел к ней, передумал десятки мыслей и проговорил про себя сотни фраз, как я ее пошлю на три буквы и пожелаю ей всего самого-самого, а еще мужа, который