Проклятие Индигирки - Игорь Ковлер

Ясность ближайших дней предвещала беззаботную праздность, но прежней радостной отрешенности от всего мира, как на необитаемом острове, не возникало.

Тамара вышла из ванной в коротком ярко-синем халате, светясь гладкой кожей, с намотанным на голове чалмой полотенцем. Этот кокетливый халатик, чистое, без косметики лицо, чалма разрушили неловкую отчужденность первых минут. «Как это у них получается!» – подумал Перелыгин.

– А теперь есть хочу! – крикнула она, копаясь в вещах. – Будешь меня кормить? От запаха слюнки текут. Постой, дай угадаю – плов? Я помню этот запах.

Пока Тамара убирала со стола, мыла посуду, он курил у окна, наблюдая за ней, вспоминая последний вечер перед отлетом, опустевшую квартиру Лиду подставляющую тарелки под водяную струю.

Тамара повернулась за полотенцем – он не успел отвести взгляд.

– Что? – Она виновато улыбнулась. – Растолстела как корова?

– Твой страх за фигуру превращается в навязчивую идею или в навязчивое кокетство. Тебе что больше по душе?

– Мужикам этого не понять, а то, чего не понимаете, вам не нравится. Сказал бы: выглядишь замечательно, только и всего.

– Не предполагал, что задача так проста.

– Мы все перестали понимать простоту, зато обожаем сложности. Тщеславие заедает, а истины боимся.

– Примета эпохи: правда играет в прятки с ложью, а ложь – с правдой. Все исполняют роли, и никто не бывает собой.

– А ты какую роль исполняешь?

– Тешусь иллюзиями понять, куда ведут сомнения – к самопознанию или к саморазрушению?

– Когда-нибудь поймешь.

– Перед Всевышним? – криво усмехнулся Перелыгин. – А он головой покачает: не так, братец, жил, ошибся. А как надо было? У кого спросить? Хотелось бы узнать, кому и зачем понадобилось привести меня в эту жизнь? Целиком, так сказать, осознать смысл. Должен он быть или вовсе нет его?

– Сегодня один, завтра – другой. Люди разные. Живут и думают по-разному. – Тамаре вдруг стало жалко Егора. Она представила его одного в пустой квартире. К этой жалости примешивались и ее собственное одиночество, странные их отношения, раздражение на Егора. Чего он хочет? Зачем крадет их время, ведь ее годы летят быстрее. Мыслитель несчастный! – Женщина всегда знает, зачем появилась на свет. – Тамара вытерла руки полотенцем, повесила его на батарею, села за стол и тоже взяла сигарету.

– А на что мы расходуем свою единственную и неповторимую женщина понимает? Несколько жалких десятилетий. Всего! Уходим, даже не поняв, на что их надо потратить. Только природой заложенное и усвоили: рождаемся, убиваем и спорим – ради чего? Как была публика и жертвы, так и остались. Высунул башку – пожалуйте на костерок. Костры теперь бездымные, а публика та же – смотрит и жует.

– Ужас, – хмыкнула Тамара, – к счастью, у женщин не так сильно развито чувство истории. Оно в нас семейное.

– Ваши чувства над разумом. – Перелыгин злился неизвестно на что. – Будь no-вашему мир так и остался бы в семейном кругу.

– Дурачок, – нежно рассмеялась Тамара, – всем счастья хочешь? Хотя бы одну живую душу осчастливь, она за тобой, может, и на костер пойдет, а потребуется – и вместо тебя.

– Трудно поверить.

– А ты не прячь голову в песок. Не бойся, хотя мне твои самокопания нравятся, мне вообще многое в тебе нравится. – Тамара подошла сзади, прижала теплыми ладонями его плечи к спинке стула, коснулась пахнущей мылом щекой уха. – Мы знакомы давно, а ты ведешь себя как в нашу первую встречу. Я бы вовсе не обиделась, если бы ты с порога потащил меня в койку, возможно, мне это было бы даже приятно, но ты боишься обидеть меня, что нравится мне еще больше.

Перелыгин молчал. Память отматывала время к их первой встрече – негаданной и стремительной. В ту морозную ночь под северным сиянием, с Тамарой в валенках и овчинном тулупе на голом теле. Тогда казалось, что магия дьявольского света впрыскивала в сердце сладкую отраву любви, растекаясь по телу колдовской радостью. Фантастический цветной лазер резал реальность, кромсал ее, словно открывал перед ним темную дыру, предлагая столкнуть туда прошлое. Он стоял на крыльце ее дома, ему было немыслимо хорошо, и вдруг, именно тогда, стрельнула колючая мысль, что судьба смеется над ним, встречая так, чтобы он разом позабыл всё.

Та колючая мысль мешала ему. Он испугался банальных отношений, когда женщина хочет выйти замуж, а мужчина делать этого не собирается, но жизнь все выстроила по-своему, и получилось то, чего он не хотел. Перелыгин вдруг подумал, что говорил с Тамарой, как когда-то с Лидой, называя это веселым трепом, но у Тамары получалось не так. Теперь ему казалось, он все время выискивал в Тамаре сходство с Лидой, хотел представить ее такой в своем воображении. Не потому ли он и ухватился за подброшенную Градовым идею о переезде. Был ли у того тут свой интерес, он не задумывался. Но окончательно удрать не смог, хотя старательно избегал в разговорах приближаться к той крайней черте, за которой следовало решение.

Тамара ушла в ванную. Зашумел фен. Он ждал ее, чувствуя, как внутри ожил, зацарапался коготок ревности. Он выругал себя, но больше подумать ни о чем не успел. Тамара подошла, обняла его за шею, прижавшись всем телом. Ее грудь напряглась, растянув вырез халата, бедра раздвинулись, сжав его ногу. Большие глаза смотрели, не мигая, прямо в зрачки, теряя ясность. Перед ним опять открывалась бездна, до которой оставался последний шаг.

Ее тело задрожало, шея изогнулась, грудь набухшей вишенкой соска искала его губы. Они обнимались с силой и нежностью, до невозможности дышать, до стона, вжимаясь друг в друга, будто в них одновременно неосознанно проснулось предчувствие скорого расставания.

Позже, когда они приходили в себя, Тамара вдруг встала на колени, медные волосы рассыпались по плечам. Бесстыдно усевшись на него верхом, застонала, мягко ударяя в грудь кулаками.

– Ну что за наказание! Сейчас притащится Градов! – Она прижалась к нему. – Коньяку хочу, свечи чтоб горели. У тебя есть свечи? И музыка… – Ой! – вскрикнула она, соскочила на пол. – Я же кассету привезла, любимую.

Перелыгин лежал, уставившись в узкую щель между штор. В нее лилась чернота, подкрашенная светом фонарей. Он опять вспоминал свой отъезд из Поселка, думая о странном совпадении причин отъезда – новой работы и бегства от Тамары. Нечего кривить душой: тогда ему казалось, что он угодил в западню, не успев выйти из самолета, будто кто-то проверял, может ли он распоряжаться своей судьбой. Он так и не способен понять: почему они не вместе? Почему голова тянет туда, а сердце – сюда? Выходит, и любовь способна мешать? Да он – вздорный безумец, эгоист и трус.

Мысли его прервал телефонный звонок.

– Я из ресторана, – забасил Градов. – Жду.

– Ладно, пойдем в злачное общество! – крикнула Тамара. – Мы золушки заполярные, нам тоже на бал охота и шобы с прынцем!

– Будет вам и бал, и прынц, и фея с палкой, – хмыкнул Перелыгин. – Ждет вас восторг и упоение под песни Люсика, имитатора всех времен и народов.