Расплетая радугу. Наука, заблуждения и потребность изумляться - Ричард Докинз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Слепом часовщике» я заметил, что принцип «критической массы, необходимой для взрыва» действует и в поп-культуре. Многие люди покупают те или иные музыкальные записи, книги и одежду только лишь по той причине, что многие другие люди тоже их покупают. Когда публикуется список бестселлеров, его можно рассматривать как объективный отчет о предпочтениях покупателей. Но это еще не все, ибо он и сам в свою очередь оказывает влияние на покупательский спрос и на объемы будущих продаж. Таким образом, списки бестселлеров могут, хотя бы теоретически, становиться жертвами самоподстегиваемых витков обратной связи. Вот почему на первых порах после выхода книги издатели тратят большие деньги, усиленно пытаясь протолкнуть ее за критический порог заветного списка в надежде, что после этого продажи «взлетят». Снова «чем больше есть, тем больше будет», только еще и с уместной для нашей аналогии дополнительной особенностью — внезапным «взлетом». В качестве яркого примера самоподстегиваемой спирали, ведущей в противоположном направлении, можно привести крах на Уолл-стрит и прочие случаи, когда паническая распродажа акций подхлестывает сама себя — и фондовый рынок «входит в штопор».
Эволюция коадаптаций не обязательно носит такой взрывной, самоподстегиваемый характер. Нет никаких причин думать, будто в эволюции нашей подражающей паукам мушки взаимная подгонка паучьей внешности и паучьего поведения протекала взрывообразно. Чтобы это было так, изначальное легкое внешнее сходство с пауком должно было усилить давление отбора в сторону имитации паучьего поведения. А это, в свою очередь, установило бы еще более сильное давление отбора, направленное на подражание паучьей внешности, и так далее. Но, как я уже сказал, у нас нет повода считать, что все было именно так — что давление отбора по этим двум признакам подхлестывало само себя и поочередно усиливалось. В своем «Слепом часовщике» я рассмотрел возможность того, что эволюция хвоста райской птицы, павлиньего опахала и прочих экстравагантных украшений, созданных половым отбором, проходила в подлинно самоподстегиваемой и взрывной манере. К этим случаям принцип «чем больше уже есть, тем больше еще будет» действительно применим.
Полагаю, что, обсуждая эволюцию головного мозга человека, мы пытаемся нащупать какой-то взрывообразный, сам себя усиливающий процесс, более напоминающий цепную реакцию в атомной бомбе или увеличение хвоста райской птицы, нежели формирование у мушек сходства с пауком. Эта идея привлекательна тем, что она в состоянии объяснить, почему среди целого ряда африканских обезьян с размером мозга, как у шимпанзе, один вид внезапно вырвался вперед без явных на то причин. Как будто какое-то случайное событие вытолкнуло объем головного мозга этой гоминиды за пороговое значение, аналогичное «критической массе», а затем процесс, будучи самоподстегиваемым, сорвался с катушек.
Что бы это мог быть за процесс? В своих Рождественских лекциях Королевского института я высказал предположение насчет «коэволюции оборудования и программного обеспечения». Как следует из формулировки, это явление может быть описано при помощи аналогии с компьютерами. Правда, у данной аналогии имеется досадный изъян: судя по всему, закон Мура нельзя объяснить наличием какого-то одного, конкретного самоподстегиваемого процесса. На протяжении многих лет усовершенствования интегральных схем происходят, по-видимому, вследствие беспорядочного набора самых разных изменений, что делает устойчивый экспоненциальный рост производительности, получающийся в результате, явлением загадочным. Тем не менее одна из движущих сил компьютерного прогресса — это, несомненно, коэволюция оборудования и программного обеспечения. В частности, здесь тоже наблюдается нечто напоминающее взрывообразное преодоление порога, после того как подспудная «потребность» дает о себе знать.
Так, на первых порах своего существования персональные компьютеры предоставляли пользователю только самые примитивные программы для работы с текстами: та, что была у меня, даже не умела по окончании строки перейти на следующую. Я в то время увлекался программированием и (немного неловко признаваться) дошел до того, что написал свой собственный текстовый редактор под названием «Писец», которым пользовался, работая над «Слепым часовщиком», вследствие чего книга была закончена позже! По мере разработки «Писца» меня все больше и больше удручала необходимость пользоваться клавиатурой для перемещения курсора. Мне хотелось просто ткнуть в нужное место. Я пытался поэкспериментировать с джойстиком, прилагавшимся к компьютерным играм, но так и не придумал, что с ним делать. Я всей душой ощущал, что моя работа по написанию программы топчется на месте, ожидая важного прорыва в области оборудования. Позже я узнал, что устройство, в котором я так отчаянно нуждался, но коего не мог себе вообразить, не будучи для этого достаточно умен, на самом деле давно уже изобретено. Этим устройством была, естественно, мышь.
Компьютерная мышь была достижением в области оборудования; ее придумал в 1960-х годах Дуглас Энгельбарт, предвидевший, что его изобретение может положить начало новому типу программного обеспечения. Это новое ПО, известное нам сегодня в своем усовершенствованном виде как графический пользовательский интерфейс, было разработано в 1970-х блистательной творческой командой в научно-исследовательском центре Xerox PARC — этих Афинах современного мира. Оно было доведено до коммерческого успеха компанией Apple в 1983 году, а затем растиражировано другими фирмами, дававшими ему разные названия, в том числе VisiOn, GEM и — наиболее коммерчески успешная на сегодняшний день версия — Windows. Суть моего рассказа сводится к тому, что бурное развитие хитроумного программного обеспечения оказалось в каком-то смысле в подвешенном состоянии: для того чтобы обрушиться на мир, ему пришлось дожидаться, когда появится важный элемент оборудования — мышь. После чего широкое распространение графического пользовательского интерфейса предъявило новые требования к оборудованию, которому следовало стать более быстродействующим и мощным, чтобы оперировать графическими данными. А это, в свою очередь, дало дорогу множеству новых программ — в особенности тех, что были способны использовать преимущества высокоскоростной графики. Коэволюция оборудования и программного обеспечения продолжала двигаться по спирали, и последним ее порождением является Всемирная паутина. Кто знает, какие плоды принесет следующий виток.
Затем, если вы подождете, окажется, что эта [компьютерная] мощность найдет себе самое разное применение. Сначала постепенное улучшение и возрастающее удобство, а потом в какой-то момент вы переступаете через некий порог и получаете возможность для чего-то нового. Так было в случае с графическим пользовательским интерфейсом. Каждая программа стала пользоваться графикой, и все данные стали выводиться в графическом виде. Это отнимало значительную часть мощности процессора, но оно того стоило… Фактически я пришел к своему собственному закону развития программного обеспечения, закону Натана, который звучит так: ПО развивается с большей скоростью, чем та, о которой говорится в законе Мура. Поэтому-то закон Мура и существует.
Вернемся к эволюции человеческого мозга. Чего недостает нашим рассуждениям для того, чтобы аналогия была полной? Быть может, незначительного усовершенствования оборудования — например, легкого увеличения объема мозга, — которое могло бы остаться незамеченным, если бы это не сделало возможными новые достижения в области программного обеспечения, а те, в свою очередь, не запустили бы, виток за витком, процесс плодотворной коэволюции? Новые «программы» вызвали изменение той среды, где мозговое «оборудование» подвергалось действию дарвиновского отбора. Возникло мощное давление отбора, направленное на увеличение размеров оборудования, дабы то могло воспользоваться преимуществами нового программного обеспечения, и самоподстегиваемый циклический процесс пошел полным ходом — так что результаты его оказались подобны взрыву.