Сказки французских писателей - Сидони-Габриель Колетт

поворачивая мордочку из стороны в сторону, поднимая и опуская голову, чтобы обострилось обоняние, Вострушка, вернее, ее нос, прижалась к мыльной палочке для бритья господина представителя. Какое дивное, одурманивающее благоухание! Должно быть, в нем смешались ароматы всех цветов на свете, чтобы придать этому мылу поистине неодолимую власть.

Тогда Вострушка принялась кружить возле этого чудесного крема — то приближаясь, то удаляясь, словно исполняла какой-то танец. Она принюхивалась, втягивала носом воздух, лихо прикасалась своими шелковыми усиками к жирной, плотной палочке. Никогда еще, хотя, наверное, она перевидала на своем веку все известные кремы для бритья — всех цветов, всех размеров, всех запахов и всех стран — голландские, американские, немецкие, швейцарские, итальянские и даже китайские, — никогда еще она не испытывала подобного искушения. И нужно же было случиться, чтобы эта мыльная палочка для бритья принадлежала господину представителю Общества по охране заповедных территорий и заказников!

Невероятным усилием воли Вострушка оторвалась от предмета своего вожделения и вернулась к хорошо зажаренной курице, но какой безвкусной и жесткой показалась ей теперь хрустящая кожица! Разум подсказывал, что рокфор должен быть более пахучим; увы, ожиданиям не суждено было сбыться; в тот вечер сыр отдавал плесенью, как самые дешевые блюда, и никак не соответствовал тем изысканным ароматам, воспоминания о которых еще хранили кончики ее усов. Внезапно она круто повернулась и очутилась прямо перед мыльной палочкой; совсем потеряв голову, впилась в нее зубами. Какое наслаждение! Перед ним меркли любые лакомства — рахат-лукум с запахом розы, макрель в белом вине, нуга с фисташками и без них.

Неужели она могла довольствоваться одним разом? Она впилась в палочку второй, третий раз, еще и еще, без счета.

Когда луна уже почти перестала светить в окна и призрачные тени стали еще длиннее, Вострушку охватил ужас: мыльная палочка уменьшилась наполовину. В этот миг рулады, доносившиеся из спальни, казалось, зазвучали совсем оглушительно. Испуганная Вострушка бросилась на приступ чердака так быстро, как позволяло ей отяжелевшее брюшко.

Не успела еще Вострушка переварить свой преступный ужин, как внизу раздались крики. С тяжелым желудком, взъерошенная после беспокойной ночи, она все же поднялась и тотчас вспомнила о своем вчерашнем безумном поступке.

— Это вопиюще, — неистовствовал господин представитель, — в вашем шале засилье крыс, да, да, крыс. Это чудовищно, говорю я вам, вы должны отдавать себе отчет в этом бедствии.

Не отрывая глаз от отверстия в чердачном полу, вся дрожа, Вострушка следила, как господин представитель расхаживает взад и вперед по комнате в ночном одеянии, держа в руке то, что осталось от мыльной палочки.

— Королевский подарок, приготовленный из тюленьего жира, оленьего масла, вьетнамского талька и цветочных лепестков с Антильских островов! Какое пробуждение!

Учитель буквально онемел, видя подобную ярость и вполне обоснованное негодование. Подумать только, он сам оказался виновником этой катастрофы, можно сказать, подготовил ее своими руками, отказавшись бороться с мышами.

— Коммуна Шаперона, которую я здесь представляю, не оставит это преступление безнаказанным, — наконец пролепетал он.

Но господин представитель Общества по охране заповедных территорий и заказников не только не успокоился, услышав эти обещания, но еще больше разъярился, ибо вспомнил свои же слова, сказанные накануне.

— А я-то собирался представить хвалебный рапорт в наше достопочтенное Общество, я-то хотел привлечь внимание к этому шале, да меня бы подняли на смех, я бы навеки погубил свою репутацию!

Как ни старался учитель изобразить удивление, утверждая, что ни разу еще не получал ни единой жалобы на присутствие в шале мышей или крыс, господин представитель не изменил своего мнения.

Через несколько минут, которые потребовались господину представителю, чтобы с достоинством одеться, он уже широкими шагами двигался прочь от Обзорного Шале, а за ним, еле поспевая, почти бежал господин учитель из Шаперона…

После того как двое посетителей удалились, Вострушка на тяжелый желудок, с тяжелым сердцем и не менее тяжелой головой снова улеглась спать. На это преступление ее толкнуло чревоугодие, и сцена, прервавшая ее сон, подсказывала ей, что теперь ее жизнь круто изменится. Ее существование станет невыносимым, ибо, она была в этом почти уверена, скоро появятся мышеловки, ловушки, крысиный яд — все, что используется там, где ведут войну с мышами. Возможно даже, в ее поместье приведут какую-нибудь дьявольскую кисоньку, замышляющую истребить все мышиное племя.

К вечеру, окончательно переварив вожделенное блюдо и полностью осознав масштабы бедствия, которое она навлекла на свою голову, Вострушка в последний раз обошла свои владения, в последний раз поднялась на чердак, где провела столько безмятежных часов, и ушла из шале до того, как против нее были развязаны военные действия.

Сперва она решила поселиться в риге, но оттуда веяло таким запустением, а пауки были столь гигантских размеров, что Вострушка просто испугалась. Тогда она побрела дальше по направлению к Шаперону; она слышала, что там есть один очень приличный дом, где она сможет найти порядочное общество. Вострушка добралась до городка уже затемно, прошла мимо еще открытого постоялого двора, но она направлялась не туда. Она пересекла городок, готовый погрузиться в сон, вернулась к церкви и увидела свет в глубине одной из улочек. Вострушка осторожно двинулась в ту сторону, где словно молнии мелькали яркие огни. Именно этот дом она и искала — лавку булочника.

Вострушка проскользнула в пекарню, когда хозяин вынимал из распахнутой печи раскаленные угли, собираясь задвинуть в нее булки, лежащие в специальных формах, как младенцы в колыбельках. Момент, чтобы пробраться незамеченной, был выбран на редкость удачно. Ни разу еще Вострушке не доводилось видеть так много мешков с мукой на таком маленьком пространстве.

Она собиралась мысленно поблагодарить господина представителя и его мыльную палочку для бритья, из-за которой ей пришлось сменить пансион, когда неожиданно появился, грузно ступая, большой рыжий кот. Она едва успела юркнуть за мешки, где и отсиживалась, оцепенев от ужаса, до рассвета. В этом дивном уголке, пахнущем мукой, сперва мягким, потом горячим, а затем хрустящим тестом, Вострушка провела несколько дней, даже не стараясь освоиться в здешних местах. Через маленькую дырочку, проделанную на дне одного из мешков, она получала достаточное количество пропитания, стремясь остаться незамеченной рыжим котом. Как-то вечером, когда она ужинала мукой, пришел хозяин, поднял мешок и взвалил его себе на плечи. Потом он опустил мешок на пол, и Вострушка услышала ругательство, которое я не берусь здесь воспроизвести.

— Черт возьми, — продолжал он, — эти гнусные твари считают, что им все дозволено! Придется проучить их, иначе мое заведение вообще скоро прикроют…

Вострушка не стала ждать, когда он повторит свою угрозу, и пока булочник осматривал помещение, где она так прекрасно