Игра Мелины Мерод - Александра Гром

— А моя подпись вам не нужна? — наконец, во мне просыпается хоть какое-то чувство, пусть это даже ирония.

— Ну, что вы в самом деле! — господин Лори машет рукой. — У моего секретаря она получается гораздо лучше, чем у вас.

Не удержавшись, склоняю голову к правому плечу.

— И как ЭТО понимать?

— Я побоялся, что вы начнёте упорствовать и сможете наделать глупостей.

Вот как! Не далее, чем пятнадцать минут назад я думала то же самое про Тьерри.

Мой взгляд приходится не по душе господину начальнику. Вздохнув, он щёлкает пальцами. По комнате просятся уже привычные алые всполохи.

— А теперь давайте поговорим начистоту, раз вы такая упрямая.

— Давайте, — соглашаюсь я. Отчего бы не поговорить, когда такие дела творятся.

— Вы должно быть до сих пор терзаетесь вопросом, почему я вас невзлюбил с первого же взгляда? — мужчина берёт паузу, но я молчу. — Можете не отвечать, — разрешает он, будто бы я собиралась! — Знаю, что он вас мучает. Так вот, сегодня я наконец открою вам эту тайну. Позвольте только начать немного издалека.

Полувопросительные интонации вынуждают меня кивнуть, давая одобрение.

— Вы же не станете оспаривать тот факт, что на любой службе каждый человек должен занимать то место, на котором будет приносить наибольшую пользу?

— Нет, не стану.

— Вот! — господин Лори удовлетворённо кивает. — И наша служба в этом вопросе ничем не отличается от остальных. Начальственные должности должны занимать люди, умеющие идти на компромисс, способные договариваться с начальством, прикрывая своих подчинённых, чтобы им давали возможность работать нормально. А главное, эти люди должны разбираться в окружающих — это залог всеобщего успеха! Подбирать подчинённых, расставлять их по местам, как фигуры на доске — вот то, в чём такие люди должны быть искусны.

— Я с вами согласна.

— Бесконечно рад это слышать, — мужчина отвешивает шутливый поклон в мою сторону, — поскольку ваше согласие позволяет мне перейти непосредственно к вам лично. Когда за вас просили преподаватели Академии, меня это насторожило. Они были ослеплены вашими успехами в учёбе, я же ждал личной встречи, и, к сожалению, результат её оказался именно таким, какого я боялся. Я понял: вашу кандидатуру утвердят так или иначе, и мне придётся с вами работать.

— Чем же плохи были мои успехи в учёбе? — я едва сдерживаю возмущение.

— Дело не в ваших успехах, а в вашем характере. Я знаю таких людей, как вы, госпожа Мерод. Немало их на своём веку повидал. Они горят на работе — в хорошем смысле. Их за такое рвение уважают, и надышаться на них не могут. Но вот проходит какое-то время, и эти люди пишут заявление на увольнение и уходят. Просто так, без объяснений. Потому как сформулировать свой порыв они не в силах, а я, знаете ли, смог. Для таких как вы расследование — не более чем игра. Когда игра теряет остроту и приедается, игрок, как водится, встаёт из-за стола и отбывает в неизвестном направлении. И что же мне остаётся делать в таком случае?

— Искать нового человека?

— Вот именно! — господин Лори щёлкает пальцами, но на этот раз без последствий. — Когда вам всё надоест, вы сломаете тонкий механизм, настройкой которого я занимался долго и тщательно, и мне придётся начинать работу сначала!

— Так почему вы не поделились этой теорией с господином Эсти, к примеру. До моего назначения, — уточняю я.

— Почему… — мужчина загадочно улыбается и некоторое время трёт переносицу указательным пальцем — жест, который я наблюдала у него крайне редко. — Калло до сих пор искренне верит в то, что имя человека, раскрывшего дело висельника из Солье является тайной для всех, кроме него и вашего дядюшки. Но это не так.

Чувствую, как внутри у меня всё неприятно сжимается.

— После того случая вами заинтересовались. И интерес этот был очень-очень пристальным. За вами следили, собирали информацию, делали определённые выводы. Когда ваш договор попал мне на стол, эта информация всплыла. Ознакомившись с ней, я решил: вы будете сидеть в допросной и слушать подозреваемых. В противном случае кто-то из моих подчинённых будет сидеть на вашем месте, бездумно уставившись в противоположную стену, поскольку вас с вашим умом, интуицией и изворотливостью, моим ребятам поймать будет не под силу.

— Занятная теория, — выдавливаю сквозь одеревеневшие губы.

— Это не теория, госпожа Мерод, и вы это прекрасно знаете, — господин Лори постукивает пальцами по столешнице. — В свете всего вышесказанного я хочу сделать заявление. Да-да, как бы пафосно это не звучало! Так вот, я не позволю вам ввязываться ни в какие рисковые дела, я не позволю вам совершать необдуманные поступки, могущие иметь фатальные последствия для вашей карьеры, и я обещаю и впредь нагружать вас достаточно интересной работой, чтобы вы и помыслить не могли об уходе.

— И чтобы ваш механизм не дал сбой.

— Разумеется! Поэтому отправляйтесь-ка в отпуск, и думать не смейте о продолжении расследования, порученного вам Виго. Вы сделали всё, что могли, но раз дело в прямом смысле запахло палёным, а распоряжения спускаются в обход многих лиц, которые имеют немалый вес, — я вас к нему и близко не подпущу!

— Я поняла вас, — поднимаюсь со стула. — Я могу идти сдавать материалы?

— Можете, госпожа Мерод, можете.

По пути до двери я спиной чувствую прожигающий взгляд господина Лори.

Вот тебе, Мелина, и нелепый человечек! О нём твоя хвалёная интуиция молчала три года, а он вон каким оказался…

Ох, Единый! Наконец-то я поняла, почему Клемен порой таким медленным шагом возвращался в кабинет после визита к начальству. Когда голова переполнены мыслями настолько, что хочется просто развернуться и уйти, а возможности такой нет, то остаётся только одно: степенной походкой вышагивать до заветрии. За ней будто разбойники в засаде сидят-дожидаются тебя твои же собственные коллеги!

Как ни странно, мысли мои занимала не передача дела, и даже не внеплановый отпуск. Я вспоминала своё детство. Своё поведение. Свои слова.

После поимки висельника моё отношение ко взрослым изменилось. К недоверию во взглядах, что обычно вызывали мои теории до того случая, я уже привыкла. Восхищение же было в новинку, но мне оно понравилось, и я больше не утаивала свои гипотезы ни от отца, ни от дядюшки.

Потом я увидела страх. Его причину понять было сложно, потому я каждый раз старательно объясняла старшим, какие ошибки допустил тот или иной преступник. Большинство их казалось мне такими глупыми, что я искренне считала: допустить подобные оплошности способен лишь клинический идиот.

Матушка возмущалась и требовала прекратить тащить в дом отчёты экспертов всех мастей и видов, записи допросов и прочие рабочие документы. Отец хмурился, но молчал. Дядя Макрэ — зачинщик всего этого безобразия — тоже хмурился, но раз в месяц, а то и чаще приносил новое дело. А что ему оставалось? В те времена следственное управление, где он работал, испытывало острый кризис кадров. Да и сроки порой его начальство ставило фантастические.