Игра Мелины Мерод - Александра Гром

С тревогой наблюдаю за тем, как краснеет её лицо. Наконец, я соображаю, что следует немедленно звать на помощь! Подхватываюсь с места, но Беа останавливает меня, вцепившись в моё запястье.

— Я позову кого-нибудь… — мой голос больше похож на растерянный лепет. Отчаянно стараюсь разжать на удивление крепкую хватку, но всё без толку.

Прокашлявшись несколько раз в платок, она зачем-то вкладывает его мне в руку, а после… отпускает. Сама!

— Зовите, — хрипит Беа, распластавшись на столе.

Естественно, я тут же выбегаю из комнаты.

Сестра Тарина вскакивает с места, только увидев меня.

— Ей внезапно стало плохо! Позовите кого-нибудь!

Женщина озирается по сторонам, будто в пустынном коридоре толпа людей! А потом не находит ничего лучшего, чем закричать во всё горло:

— Кларис! В коридор!

Каким бы диким не выглядел этот метод со стороны, он показывает свою эффективность: где-то в отдалении хлопает дверь и слышатся чьи-то спешные шаги.

Наконец, в конце коридора появляется высокая худая женщина, на которой монашеская одежда сидит ничем не лучше, чем на Беа.

— Беа стало плохо! — продолжает сеять панику сестра Тарина.

Кларис, не знаю, какой уж у неё сан, без лишних вопросов направляется в комнату для посетителей. Через несколько секунд и с меня, и с монахини, поднявшей переполох, спадает оцепенение, и мы бросаемся к той же двери, за которой только что скрылась женщина. К сожалению, ни мы, ни она бедняжке Овейн помочь ничем уже не в силах.

Кларис отпускает запястье девушки и бережно кладёт её руку на плиты пола.

— Она мертва, — слышу я вердикт.

— Отмучилась, — раздаётся позади, а дальше — скороговоркой речитатив молитвы.

Я приближаюсь к монахине и умершей…

Она всё-таки выбраться из комнаты. Беа лежит в шаге от скамьи, на которой я оставила свою сумку. Чем же она ей так приглянулась?

Я решительно двигаюсь вперёд за своей вещью. Больше мне здесь делать нечего.

— Мне очень жаль, — вот и всё, что я могу сказать на полный скорби взгляд женщины по имени Кларис.

— На всё воля Создателя, — шепчет она еле слышно.

Кивнув, я разворачиваюсь и выхожу.

Прочь из этой комнаты! И из этого места!

Немного «водички» есть, конечно, но и до обещанных событий я всё же дошла:)

Сама не замечаю, как прохожу несколько кварталов. Крепостная стена пансионата осталась далеко позади. Вокруг кипит жизнь: по проезжей части то и дело проносятся мобили, прохожие спешат по своим делам, даже витрины кафе и магазинов выглядят живыми и уютными, отражая в стекле витрин скупой послеполуденный свет.

Некоторое время не могу сообразить, что именно заставило меня остановиться, но стоит об этом задуматься, как я слышу позади себя звонкий мальчишеский голос:

— Госпожа! Госпожа!

Чья-то рука цепляется за локоть.

Я оборачиваюсь. Передо мной стоит парнишка лет одиннадцати. Лицо чистое, но с первого взгляда видно: вещи на подростке с чужого плеча и явно не новые.

— Добрая госпожа, хотите, я расскажу вам стихотворение? — он настойчиво тянет меня за локоть, желая, чтобы я отошла к обочине тротуара, ближе к витрине. — Ну, послушайте! — канючит он.

Эта нелепая сценка вызывает интерес одного из стражников, так некстати проходящих мимо. Только этого мне не хватало!

Мужчина уже готов покинуть свих друзей и подойти отогнать уличного мальчишку, но у меня нет желания устраивать публичные сцены. Я ловлю взгляд бдительного стража порядка и отрицательно качаю головой. Он сначала в удивлении поднимает брови, а потом пожимает плечами и возвращается к прерванной беседе с сослуживцами.

— Госпожа! — всё никак не унимает ребёнок.

— Я тебе слышу, — пытаюсь освободить руку, но малец держит крепко. — Отпусти, и тогда мы подойдём к магазину.

Моё условие его устраивает — он разжимает руки и вприпрыжку пересекает тротуар, ловко избежав столкновения с несколькими пешеходами.

Обычно дети с улицы не такие доверчивые, а этот поверил мне с первого слова! Но делать нечего, я разворачиваюсь и иду следом.

Надо отметить, что встал мальчишка крайне неудачно — спиной к витрине. Я буду загораживать путь людям. Ну да ладно! Лучше не тратить время на пререкания, а как можно скорее распрощаться с чтецом и отправиться в Управление проверять работу Поля и его команды.

— Я тебя внимательно слушаю, — ободряюще улыбаюсь мальчишке.

Прочистив горло, он без лишних вступлений начинает декламировать:

— Вот дева юная ступает

Еле слышно и легко.

Будто о грядущем знает,

Что оно у ней светло!

Моё же сердце замирает,

В страхе сжалось всё внутри:

О беде она не знает…

Оглянись же и смотри!

Выступление мальчишки вызывает недоумение: слишком уж хорошо у него получилось! Ещё большее недоумение вызывает то, что едва закончив читать, он глядит куда-то мне за спину, словно и в самом деле предлагает оглянуться.

Я поступаю умнее: смотрю на витрину. В ней, как в зеркале отражается парочка подозрительного вида мужчин. Один из них делает вид будто пытается прочитать название улицы на табличке, а другой откровенным образом уставился в мою сторону.

Дилетанты! Но сама ситуация очень интересная.

Я достаю из кармана несколько мелких монет и протягиваю их подростку:

— Странный выбор стихотворения, но всё равно благодарю.

Мальчишка выхватывает деньги и в тот же миг срывается с места. Сломя голову он несётся к повороту. Не проходит пяти секунд, как его и след простыл.

Я разворачиваюсь и иду обратно к противоположному краю тротуара, на ходу размышляя о том, не было ли всё это представление предостережением от господина Альстейна. Мы с ним давно уже не обменивались вестями, но, как видно, он верен своему слову и присматривает за мной.

В это время поймать мобиль не проблема. Стоит махнуть рукой — один уже тормозит, а два других сигналят клаксонами, объезжая более удачливого коллегу.

— В Главное следственное Управление, пожалуйста!

Тьерри сам не свой. Он набивается мне в сопровождающие, стоит шагнуть на этаж, вот только ничего внятного я от него так и не услышала. Только возмущённые восклицания вроде «Как как они посмели?!», «Да кто им позволил?!» и «Вот господин Калло доберётся до вашего начальства, тогда они узнают почём беличьи хвосты в Тарисе!»