Дублин - Эдвард Резерфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И благодаря этой Божьей милости Донат так с тех пор и жил в Фингале. Он видел, как оба его родителя мирно дожили до глубокой старости. Он познал радость обладания собственной семьей, а недавно выдал обеих дочерей за хороших людей. Пять лет назад его жена умерла, и Донат Уолш предполагал, что эта часть его жизни завершилась. Но к немалому собственному удивлению, он снова обрел счастье. И еще более удивительным оказалось то, что в прошлом декабре его новая жена подарила ему первого сына. И, в порыве величайшего счастья, они назвали младенца Фортунатом.
И вот теперь, после ряда событий, которые никто не смог бы предсказать, твердой вере Уолшей и бесчисленных семей вроде них как будто была дарована новая надежда. Король Англии Карл II, человек, любивший строительство, науку и многих женщин, внезапно умер четыре года назад, и его место занял его брат Яков. И Яков II был католиком. Десять дней назад он прибыл в Ирландию и намеревался собрать в Дублине парламент. Ситуация явно сложилась из ряда вон. Никто не представлял, что может случиться дальше. Похоже, ирландских католиков опять собрались испытать на прочность. Но как бы то ни было, Донат собирался в то воскресенье в Дублин, чтобы приветствовать нового короля.
Вернувшись домой, Донат обнаружил письмо от своего кузена Мориса и тут же с любопытством его прочел. И с улыбкой. Морис Смит отлично разбирался в делах. Он неплохо потрудился во время своего пребывания во Франции. А когда более благодушное правление Карла II наконец подтолкнуло его к тому, чтобы вместе с семьей вернуться в Дублин, он сумел и там преуспеть, хотя и был католиком. Но при этом в кузене Доната сохранялось и нечто романтическое. Его легко могло подхватить волной внезапного энтузиазма.
И примером тому была покупка имения. Когда Бриан О’Бирн, как и большинство ирландских сквайров, был вынужден бежать от Кромвеля, а Ратконан отдали Барнаби Баджу, это было печально, что уж тут говорить. Бадж стал там хозяином, и хотя люди в горах Уиклоу ненавидели его, они мало что могли поделать. Бадж поселился в старом доме-крепости, стал называть себя джентльменом и хватать собственность и аренду везде, где только мог. Он удержал Ратконан на все время правления Карла II и прожил там до тех пор, пока не умер чуть больше десяти лет назад. В Ратконане поселился старший сын Барнаби и тут же столкнулся с проблемой. Его отец и младший брат Джошуа были сделаны из крепкого материала, но мистер Бенджамин Бадж был человеком мирным, однако прошло совсем немного времени, и у него начались проблемы с тори.
Доната всегда очень веселило то, что два политических лагеря в английском парламенте были известны под столь забавными названиями. Партия, считавшая, что парламент должен контролировать короля, и состоявшая в основном из протестантов, была известна как виги, и в этом звучало легкое пренебрежение, потому что так же называли людей скучных, нудных. А вот члены партии короля назывались тори, то есть ирландскими разбойниками!
И это воистину были ирландские разбойники — в основном местные люди, любившие свободу гор Уиклоу и ненавидевшие протестантских поселенцев. Вот эти тори и сделали жизнь бедного мистера Бенджамина Баджа совсем несчастной. В последние годы своего правления Карл II, этот добросердечный монарх, уменьшил строгости, и католики снова смогли покупать землю. И потому, когда Морис Смит предложил Баджу честную цену за имение, Бенджамин взял деньги и с радостью избавился от земли. Он поселился в Дублине и пока вообще не выказывал желания приобрести какое-нибудь поместье.
Но Донат часто гадал, почему его кузен Морис так рвался очутиться в тех горах? Он знал, что Морис очень любил Бриана О’Бирна и ощущал духовное родство с его горными владениями. И действительно, с тех пор как он там поселился, Морис постоянно твердил, что очень счастлив, а поскольку он был католиком и имел некоторую родственную связь с теми краями, местные жители, похоже, отнеслись к нему вполне терпимо. Однако Морис истратил на покупку Ратконана все свои деньги, и Донат сомневался, что кузен сможет получить от земли большую отдачу. Но это было вполне в духе Мориса — копить деньги много лет, чтобы потратить их вот так.
И потому, во второй раз прочитав письмо, присланное двоюродным братом из Ратконана, и оценив загадочное волнение, заметное в манере изложения, Донат призадумался над тем, какая новая идея могла на этот раз прийти в голову Морису.
Воскресенье, 24 марта. Вербное воскресенье — праздник вхождения нашего Спасителя в Иерусалим. Была ли и сама эта дата Божественным знаком? Король Яков вошел в Дублин через западные ворота Святого Якова.
За воротами были установлены подмостки, на которых играли два ирландских арфиста. Монашеский хор исполнял радостную песню, а группа горожанок в белых одеждах танцевала перед королем. Навстречу королю вышли мэр и представители гильдий вместе с оркестром волынок и барабанов и торжественно передали ему ключи от города, перед тем как король вошел в ворота. Потом Яков со своей свитой, состоявшей из приближенных и кавалерии, пехотинцев и флейтистов, шествовал по улицам, которые если и не были устланы пальмовыми листьями, но, по крайней мере, покрыты свежим гравием. Королю Якову II было отдано должное. Перед входом в Дублинский замок он даже прослезился.
Держался король скромно. Выглядел он в общем неплохо: кожа у него была бледной, с красноватыми пятнами, в то время как его брат был смуглым и темноглазым; лицо короля, некогда гордое, теперь осунулось от изгнания и болезни. Он благодарил добрых жителей Дублина, вышедших его встречать. Ему как будто хотелось сказать, что он пришел с мирными намерениями по отношению ко всем своим ирландским владениям и ни к кому не испытывает вражды. И все же Донат Уолш и Морис Смит, стоявшие рядом, когда король проходил мимо них, знали, что все пойдет не так-то легко. Потому что факт оставался фактом: народ Англии выгнал его, а соперник короля, претендующий на престол, мог объявиться в любое мгновение.
В том, что касалось протестантского населения Англии, то оно никогда не ожидало, что Яков станет королем. Его брат Карл II всегда выглядел человеком чрезвычайно здоровым. Правда, существовали подозрения, что Карл может быть тайным католиком. Но если он им и был, то у него хватало ума не попадаться. Вместо того он содержал любовниц, посещал театр, шутил с простыми людьми на конских состязаниях и в общем проявлял здравый смысл в тех случаях, когда религиозный экстремизм грозил неприятностями. Но если он пытался убедить своих подданных-протестантов быть более терпимыми к католикам, то его задачу ничуть не облегчило то, что в конце его правления его кузен, король Франции Людовик XIV, грубо выставил протестантов-гугенотов из своего королевства и вынудил их бежать — около двухсот тысяч человек — в Голландию, Англию и вообще куда угодно. Лондон принял десять тысяч таких беженцев. И при этом лондонцы припомнили и инквизицию, и ирландский бунт, и вообще все беспорядки, реальные или воображаемые, которые учиняли католики против протестантов. Поэтому для всей Англии стало огромным потрясением, когда Карл II внезапно умер, а его младший брат, откровенный католик, столь же неожиданно взошел на трон.
Однако люди готовы были его терпеть по одной-единственной причине. Пусть он и был католиком, но его наследница, дочь Мария, слава Богу, была протестанткой и замуж вышла за протестанта — принца Вильгельма Оранского, правителя Нидерландов. А следовательно, люди вполне могли какое-то время потерпеть Якова, но в будущем они рассчитывали на Марию и Вильгельма.