Дублин - Эдвард Резерфорд

ПОКАЗАНИЯ МАСТЕРА МАКГОУЭНА ОТНОСИТЕЛЬНО ПОСОХА

Печать явно никогда не нарушалась. Смит сломал ее и начал читать. И задохнулся от изумления.

Стало ясно, что торговец давал показания устно, а записывал их один из членов гильдии. Иногда речь шла от первого лица, иногда — от третьего: «Мастер Макгоуэн клянется, что события происходили именно так». Но главным был предмет разговора. Потому что посох, о котором говорил мастер, был посохом самого святого Патрика.

Бачал Изу — священная реликвия для всей Ирландии. Морис знал, конечно, историю его уничтожения. Все ее знали. Давно, в 1538 году, когда чудовищный еретик король Генрих VIII приказал сжечь все святые реликвии в Ирландии, посох святого Патрика, тот самый, с которым бродил великий святой более тысячи лет назад, изъяли из собора Христа и бросили в костер на площади, прямо в центре Дублина. Более страшного святотатства, более ужасного оскорбления Ирландии нельзя было и вообразить. И это мрачное деяние не было забыто. Посох исчез.

Исчез ли? С тех пор постоянно бродили слухи — случайные, осторожные, — что посох, возможно, удалось спасти. Примерно через двадцать лет после того сожжения кое-кто утверждал, что он существует. А потом уже ничего не было слышно. Морис всегда воспринимал все это как легенду, не более того. Однако три года назад по Дублину поползли слухи, что посох видели в графстве Мит. Но Морису не доводилось встречать кого-либо, видевшего посох собственными глазами. И он подозревал, что вся эта история была мистификацией.

Однако из показаний мастера Макгоуэна следовало другое. В тот страшный день, пока солдаты швыряли в огонь полные телеги священных предметов, он вбежал в церковь, увидел, что посох уже вынули из футляра, и в одно мгновение, когда внимание королевских вандалов отвлеклось на что-то, схватил посох и убежал. Он принес посох в собственный скромный дом. На следующий день вместе с олдерменом Дойлом он осторожно выбрался из города и отвез посох в одну набожную семью в Килдэре, известную членам этой гильдии. Имя названо не было. Уж слишком секретное для этого дело. Морис предположил, что это должен был быть один из древних кланов, хранителей монастырей, — семья, из которой происходили священнослужители и чья родословная прослеживалась иногда до дней самого святого Патрика.

Показания подтверждал и давал в том клятву олдермен Дойл. А Морис, держа в руках эту бумагу и постепенно осознавая значение документа, почувствовал, что начинает дрожать.

Прежде всего документ выглядел безусловно подлинным. Один из наиболее священных предметов всего христианского мира вполне мог находиться примерно в сорока милях от Дублина. И более того, для измученных и униженных ирландских католиков это был религиозный и национальный символ, предмет гордости, почитания, вдохновения, ожидавший, когда его вознесут в сердце страны. И вот, если посох вдруг появится перед людьми, а их еретики-правители осмелятся заявить, что это фальшивка, в руках Мориса имелось решительное доказательство его подлинности.

То, что Морису довелось найти документ именно в такое время, могло означать лишь одно: это было Божественное вмешательство, знак, поданный самим Господом. Морис быстро прочел молитву.

Теперь ему следовало понять, что делать. Возможно, прямо сейчас лучше сохранить все в тайне. Документ представлял собой огромную ценность как для католиков, так и для их врагов, но никто ведь не знал о его существовании. Много лет он пролежал в надежно запертом сундуке. И все же Морис должен был поделиться с кем-нибудь этим знанием. С кем-нибудь, кому он мог доверять. И ему могла понадобиться помощь. Ответ Морис искал недолго. Чья семья более тверда в вере, кто более осторожен, чем его собственный кузен Донат Уолш?

В тот же день Морис написал короткое письмо, тщательно выбирая слова. Он не вдавался в подробности, но сообщал кузену, что у него есть крайне важное дело, которое касается веры. И это дело необходимо обсудить. Морис просил о встрече у толсела, старого городского зала собраний в Дублине, через три дня, в воскресенье. Письмо Морис отдал слуге. Парень должен был добраться к ночи до Дублина, а на следующее утро доставить письмо в Фингал. Что до встречи в Дублине, время нельзя было выбрать лучше. Они оба все равно были бы в столице.

Потому что имелась особая причина к тому, чтобы открытие Мориса следовало расценивать как откровенный Божественный знак: Ирландии был дарован король-католик и в воскресенье он прибывал в Дублин.

Письмо доставили, когда Донат Уолш отсутствовал дома. Он пошел к колодцу Святого Марнока. И там, опустившись на колени, он молился за освобождение Ирландии.

Сорок лет миновало после страшного появления Кромвеля. Сорок лет, в течение которых семья Уолш не теряла веры, даже в самые мрачные дни. И доказательства Божьей милости они видели не раз. Но кто мог бы даже вообразить те чудесные события, что разворачивались теперь?

Донат любил это святое место. Как часто он приходил сюда со своим отцом Орландо. И именно благодаря отцу он смог провести немалую часть своего детства в Фингале, в этом самом имении, которое он так хорошо знал и так любил. Отцовский лозунг был прост: будь тверд в вере. Он никогда ее не терял. Она его поддерживала.

Ведь после чудовищной резни в Дроэде, как ни противно ему это было, Орландо продолжал давать деньги Дублинскому замку и снабжать продовольствием солдат. Кромвель бурей пронесся по Ирландии, но задержался здесь не надолго и оставил своих командиров завершить дело. Несмотря на жестокость военных действий, им все же понадобилась еще пара лет для того, чтобы полностью покорить Ирландию. И в течение этого времени, когда денег и продуктов не хватало, власти не имели причин думать об Уолше. Но такое не могло продолжаться вечно.

Донату было почти двенадцать лет, когда однажды днем его отец, вернувшись из Дублина, мрачно сообщил:

— Они хотят переселить нас.

— Что ты имеешь в виду? Что значит — переселить? — спросила мать Доната.

— Всех католиков. Они собираются отправить всех католиков на запад, в Коннахт. А остальную часть Ирландии отдать протестантам.

Позже Донат узнал, что его отец и тысячи таких же, как он, долгое время думали, что их могут казнить. Несколько сот казней действительно состоялось, в том числе было убито множество священников. Многие сбежали. Но к счастью, казни прекратились. Как только праведники Англии одержали победу, стало ясно, что вовсе не смерти ирландских бунтовщиков они искали. Они желали получить их землю.

Солдаты, авантюристы, друзья Кромвеля, правительственные чиновники, люди вроде доктора Пинчера, все, конечно, богобоязненные, — все они явились на остров за землей, и им должны дать землю.

— Но чтобы их насытить, понадобится две трети всей Ирландии, — заметил тогда Орландо.

Однако англичан это не тревожило.

— Чем больше земли мы заберем, — подчеркивали они, — тем больше станет в Ирландии протестантов.

Решено было проделать это самым простым способом. Многие великие бунтовщики бежали. Большинство из них, конечно же, были католиками, а некоторые, вроде великого Ормонда, — протестантами, но роялистами. У них землю отобрали сразу. Но потом дошла очередь и до менее важных фигур, включая многих землевладельцев Фингала, практически не принимавших участия в бунте. Что делать с ними?