Дублин - Эдвард Резерфорд

В двух сотнях ярдов впереди продолжалась битва вокруг большой церкви Святого Петра. Оттуда неслись крики, звон оружия, выстрелы. Но Барнаби имел четкий приказ. Он должен закрыть ворота. В северной части Дроэды было двое ворот, и Барнаби знал, благодаря карте, которую они с офицерами изучили на прошлой неделе, где именно они расположены. Ворота находились в конце длинной центральной улицы: одни на восточной стороне, другие — на западной. Восточная стена была ближе, и Барнаби поспешно повел своих кавалеристов к ней. Тут и там он видел лица, выглядывавшие из-за полузакрытых ставен окон. Но это, похоже, были обычные горожане, державшиеся в стороне от всего. С ними предстояло разобраться позже.

Однако враг мог появиться в любой момент.

Добравшись до восточных ворот, Барнаби обнаружил, что они уже заперты отрядом инфантерии. Приказав им ни в коем случае ворота не открывать, Барнаби повернул назад, к западной стене.

Когда они ехали по главной улице, Барнаби бросил взгляд в сторону большой церкви, где продолжалась битва. Оттуда все еще доносились крики, но и только. Что-то изменилось. Потом, посмотрев вдоль улицы, Барнаби понял: открытая канава, шедшая вдоль дороги, наполнена кровью. Круглоголовые перебили ирландских папистов. Барнаби уже приходилось видеть потоки крови на полях сражений, но вот таких — никогда. Должно быть, там зарезали уже несколько сот человек.

Да, это кровавое дело, но Барнаби знал, что пройти через это необходимо. А когда он думал о великой резне невинных, в которой обвиняли папистов, то ожесточался сердцем, понимая, что Божье дело нужно завершить.

Западные ворота лежали меньше чем в четырехстах ярдах. Но на широкой улице, ведущей к ним, собралось множество пехотинцев. Копейщики и мушкетеры быстро строились в боевой порядок. Похоже, человек сто или больше. С боковой улицы выскочило с полдюжины всадников, создав защитную полосу перед пехотой.

Барнаби оглянулся. У него было двадцать всадников, вооруженных, как и он сам. А враги, явно поняв, что именно произошло возле церкви, намеревались дорого продать свою жизнь. И Барнаби крикнул одному из своих:

— Найди подкрепление!

Враг, может быть, и отчаялся, но его отряд состоял из опытных ветеранов и к тому же солдат Христовых. Сам Кромвель приказал Барнаби охранять ворота. Бог их защитит. Барнаби оценил на взгляд силы врага.

И как раз в этот момент облака разлетелись, яркий луч вечернего солнца брызнул прямо на то место, где стояли вражеские всадники, ослепив их внезапным огнем, пусть на мгновение. И Барнаби понял с предельной ясностью, что это и есть Божье знамение — ему осветили путь, и это была дорога к обещанной земле.

— Не моей рукой, о Господи, но Твоей! — пробормотал Барнаби и, взмахнув мечом, отразившим солнце, отдал приказ атаковать.

И Барнаби Бадж бросил коня вперед и сокрушил врага, и кровь ирландских дикарей брызнула во все стороны. Всадники были выбиты из седел, пехота сыпалась на землю, паписты разбегались перед ним, а он рубил, рубил и рубил во славу Господню.

Позади раздались крики. Барнаби оглянулся. Подоспело подкрепление круглоголовых. Значит, так тому и быть. Враги Господа рассыпались. Барнаби пришпорил коня, догоняя бежавших.

Они прятались во дворах и переулках, мчались вдоль по улице. Барнаби уже видел ворота, в сотне ярдов впереди. Они были открыты. Барнаби устремился к ним.

И тут он увидел папистского солдата, одетого как конник, но без лошади. Тот прятался у входа в какой-то проулок. Злодей прижимал к себе маленькое дитя, а его широкое красное лицо было обращено к Барнаби. Он что, думал вот так избежать правосудия?

Барнаби развернул коня и одним ударом рассек шею и грудь паписта, а заодно и ребенка.

Не приходилось сомневаться в том, что ребенок тоже папист. Да и не важно. Барнаби снова повернул коня. Между ним и воротами еще оставались паписты. Работы хватало.

И пока он рубил врагов, и видел, как они падают на землю, и ощущал на лице солнечный луч, он познал славу Господню и не сомневался, что получит обещанную землю, которую ему были должны за его пятьсот фунтов.

И настал вечер в Дроэде, и роялистский гарнизон был уничтожен. Англичане и ирландцы, протестанты и католики. Две с половиной тысячи человек были убиты, многие уже после того, как сложили оружие.

Прошел также слух, что перебили и простых горожан. Без сомнения, часть из них действительно погибла, хотя настоящих свидетельств тому нет.

Но кто бы мог сказать, пусть даже это и было правдой, что такая бойня кого-то потрясла? Когда короли и парламенты отправляют людей воевать, им все равно, чья кровь прольется. По-другому и быть не могло. Сотню лет, с тех пор как Лютер и Кальвин раскололи христианский мир, все повторялось. Из поколения в поколение проливалась кровь. И по всей Европе убивали: католики протестантов, протестанты католиков.

Везде было одно и то же.

1689 год

Морис Смит смотрел на древний сундук. Он уже много лет собирался его открыть.

На улице стоял ясный мартовский день, ветер летел над Ратконаном с легким шумом, похожим на шепот самой веры, идущей с моря.

Сундук принадлежал отцу Мориса. И хранился с тех самых пор, как Уолтер Смит исчез. Морис лишь знал, что в нем лежат какие-то старые бумаги, а спросить теперь было не у кого.

Никто так и не узнал, что случилось с Уолтером Смитом. Предполагали, что его могли ограбить и убить где-то в пути. Один или два человека даже думали, что он присоединился к отрядам роялистов, но это было совсем не в его характере, к тому же и доказательств подобного не имелось. И это было к лучшему. Ведь если бы Уолтер оказался замешанным в борьбу, для его семьи после победы Кромвеля дела могли сложиться куда как хуже.

Но что бы ни произошло с Уолтером, его бумаги и личные вещи сохранили. Когда жизнь в Дублине стала невыносимой для торговца-католика, Морис уехал во Францию. Дойлы любезно забрали к себе его мать Энн, а сундук с бумагами вместе с другими вещами перевезли на их чердак. Там все и оставалось, даже после возвращения Мориса, пока несколько лет назад он не забрал эти вещи.

Морис был вынужден признать, что на самом деле только лень помешала ему разобраться в бумагах раньше. Но теперь, когда происходили столь прекрасные события и когда католикам в Ирландии было обещано многое, Морису пришло в голову, что, если вдруг в сундуке есть какие-то акты или другие документы, полезные для семьи, он должен найти время и отыскать их.

Морис обнаружил, что сундук заперт на три разных замка, но среди вещей отца нашлась также и целая коллекция ключей, и Морис отыскал среди них те, которые подошли к сундуку. И вот, отперев замки, он подтащил сундук поближе к окну и, сев на табурет, поднял крышку.

Поначалу он был слегка разочарован. Все документы относились к древней гильдии Святой Анны, а вовсе не к семье. Но, увидев, что они уходят в прошлое вплоть до дней самой Реформации, Морис начал читать и нашел столь богатую историю жизни верующих в те дни, что вскоре с головой ушел в чтение. Прошло около часа, прежде чем Смит добрался до документа на толстой бумаге, тщательно свернутого и запечатанного красной восковой печатью. Снаружи на бумаге было написано уверенным почерком: