Модельный бизнес по-русски - Владислав Метревели

Тебе кажется, что ты живешь, не оглядываясь, что ты ко всему привык, что ты ни на что не обращаешь внимание. Навстречу тебе катят в коляске инвалида, и он вроде бы не смотрит на тебя. На самом же деле он тоже думает, смотрят ли на него, как он выглядит.

Так проходят, пролетают дни. Тебе кажется, что ты готов к новой жизни, но на самом деле все остается по-прежнему. А ведь про инвалида я вспомнил неспроста. Недавно я ехал в метро и обращал внимание по скаутской привычке на всех женских особей, чуть выделявшихся из толпы ростом или фигурой. Эти выделялись. Одна была стройнее и красивее подруги. Но я почему-то сразу подумал, что к модельному бизнесу она отношение не имеет. Они ехали продавать себя, упитанные, с обтянутыми джинсами задницами, бесстыдными пальцами ног в переплетениях ремешков бесстыжих же босоножек. Я подумал: как же их много, и как же их неизмеримо больше, чем даже мы думаем, видим и представляем себе. В этот момент по вагону проезжал нищий на коляске. У него было длинное лицо, на щеке шрам. Повинуясь какому-то порыву, я вынул и отдал ему все деньги из бумажника. Он благодарил, бормотал «что-то о пролитой крови». Красавица смотрела на него и улыбалась.

– Лучше бы мне дали, – сказала она, не повернув голову ко мне.

– Да он пьяный, – сказала подруга напротив, перегнувшись через ту, которая сидела рядом со мной, и оценивая меня взглядом.

– Я трезв. – Мне было стыдно и хотелось объяснить им.

Но почему есть такие, которым надо объяснять, а есть Нелли, которая все понимает и с которой так уютно, интересно и сладко ноет в груди от сознания того, что она чувствует то же самое по отношению к тебе. Между тем я все же сунул визитку в длинные, но неодухотворенные пальцы красавицы. Она взяла визитку. Улыбнулась. И мне показалось, что не все потеряно. Но я, как всегда, наверное, думал о людях лучше, чем есть на самом деле.

* * *

В холле отеля «Вилла д’Эртгезе» было сумеречно и прохладно. Массивная антикварная мебель, включая стойку ресепшен, словно впитала дух тысяч постояльцев, входивших в этот подъезд со времен постройки здания, и славившегося гостеприимством хозяина, портрет которого теперь украшал стену над приветливо улыбающимися администраторами, готовыми исполнить любую прихоть, если только на твоем банковском счету обнаружится не менее полумиллиона долларов. Я огляделся и, царственным жестом отказавшись от услуг готового мне служить портье, выбрал круглый столик слева от входа между окном и баром, находящимся тут же, в холле первого этажа. Встречу назначил мне один из агентов на одиннадцать утра. Почему было выбрано именно это место, я не понял. Офис агентства находился неподалеку, и было бы логичнее встречаться именно там, где под рукой и телефон, и компьютеры, чтобы просмотреть привезенные мною диски, но Франсуаза захотела встретиться именно тут. Может быть, не стремилась афишировать свои отношения с русским скаутом, чтобы в дальнейшем выдавать плоды его деятельности за свои. А может быть, страховалась от того, что пустопорожний русский выставит ее в невыгодном свете. Мало ли кто хочет навести мосты с одним из лучших агентств Парижа и стать его эксклюзивным представителем. Скорее всего, она решила сначала познакомиться со мной и оценить серьезность моих намерений и потенциал. Недоверчивые они, эти парижане.

Я заказал чай подошедшему кельнеру. Здесь, наверное, не принято сидеть за пустым столиком. Гребаная видимость свободы. А на самом деле шагу не ступишь без контроля и условностей. А может, он просто хочет удовлетворить все мои потребности. Высший класс сервиса. Думать за постояльца и в любой момент быть готовым прийти к нему на помощь. На хрен мне его чай по десять евро за чашку? Наверняка не меньше. Но нельзя же сидеть тут действительно как несчастный родственник. Подойдет Франсуаза, а я уже, типа, занят делом – пью чай. Я люблю чай? Да, в России любят чай. Горячий чай, а не их сладкие слюни – ice tea. У нас холодно – вот мы и любим горячий чай. Я, кстати, не люблю чай. Мне милее молоко (только не топленое!) и все сопутствующие продукты – кефир, ряженка, пахта, варенец…

Франсуаза явно не так представляла себе русского. Что смутило ее больше: азиатский разрез моих глаз или свобода, с которой я расположился и потягивал чаек в одном из самых дорогих отелей мира? Тем не менее она приветливо протянула мне ладонь для рукопожатия. А дальше… дальше началась обычная рутина – просмотр множества фотографий, чтобы выбрать тех девушек, которых, может быть, захотят посмотреть вживую, и еще не известно, выберут ли их для поездки сюда, в одно из лучших парижских агентств.

Вторая встреча была назначена в офисе в районе метро «Cadet». И вот я иду по легендарной rue Laffaet мимо красивейших скверов и соборов, попадающихся тут буквально на каждом шагу.

La paprika etterem. Apero café, bistro, resto… Авеню Трудайн, 28. Когда-то, в мой первый приезд, меня водил сюда один из французов, живший неподалеку от пляс Пигаль. Его нисколько не смущало соседство с кварталом распутства и эротического шика. Все это как бы существует само по себе и не относится ни к жизни, ни к роду занятий соседствующих с ними жилых кварталов и населяющих их парижан. А занимался он как раз модельным бизнесом, пытаясь наладить мостик между непрофессиональными, не знающими языка и модных тенденций, но обладающими огромным количеством невостребованных девушек российскими и пресыщенными, зазнавшимися французскими агентствами. Но чуть позже я понял, что лишний посредник ни к чему, и стал пытаться навести мосты напрямую с владельцами агентств и их букерами. Надо сказать мне это долго не удавалось. Но наконец я приглашен. До встречи оставалось полчаса. Я как-то слишком уж быстро дотопал до знакомого кафе. Меня подмывало зайти, хотя денег хватило бы, наверное, только на купленный через уличное окошко сэндвич. Я вспомнил обед почти семилетней давности. Укроп здесь даже пах укропом. Сервелат, несмотря на тончайшую нарезку, хранил дух копчености. А постылый салатный лист таял во рту, приправленный нежнейшим уксусом, вобравшим аромат Прованса и Нормандии. Для нас, отвыкших от вкуса и аромата помидоров и огурцов, каждый кусочек пищи был неземным яством, а манеры подносящих блюда официантов – откровением.

Это здесь две бабульки, приведшие внучек на ланч, совместно поглощают тортики, и неизвестно, кто еще больше в восторге от этого. Это сюда, франтовато запихнув в нагрудный карман пиджака яркий платок или повязав его вокруг шеи, приводит свою зазнобу семидесятилетний старик отведать красного вина (иногда это такая же почтенная старушка, а иногда и лет на тридцать – сорок моложе его). Это тут я доедал суп вместе с разваренной морковкой и сожалел, что все подходит к концу… Это тут кусок мяса well done не превращается в сухую подошву, негодную даже на подачку дворовому псу.

Это в нем меня спросили: «Месье съест все это?», хотя я заказал всего лишь салат, горячую закуску, суп и горячее. Даже без десерта. О! Десерты в Париже – это отдельная история. Причем я называю десертом не только пирожные и крем, но и банальную выпечку, потому что для меня здесь это истинный десерт!

И конечно, только тут даже куры несутся с превеликим удовольствием, рождая яйца, которые после варки образуют плотный желточек в окружении небольшого объема белка, такие сбалансированные по весу и вкусу, что хочется спросить местную птичницу, как она достигает таких потрясающих результатов!