Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров

Начались мои странствия по России — где только не бывал, какую только публику не развлекал! Утешало всегда то, что наш народ любит богатырей. Ведь именно выступления атлетов в любом цирке, в любом балагане ждут с особым нетерпением, именно на силачей идет валом народ. Куда бы я ни приехал, меня всегда окружают люди, в первую очередь — молодежь, спрашивают о том, как стать сильным, какие упражнения следует выполнять и прочее. Такое внимание радует!

Журналист, сидевший в первом ряду, поднял вверх блокнот, привлекая к себе внимание.

— Насколько известно, — сказал он, — вам довелось нести службу в лейб-гвардии Преображенском полку, в роте его императорского величества. В чем заключалась ваша служба? Не мешала она вашим выступлениям?

Шемякин улыбнулся:

— Вижу, что от господ журналистов ничего утаить нет возможности!

Он помолчал, обдумывая ответ. Затем продолжал:

— Да, я попал в роту, задача которой — охрана государя. Служба довольно сложная. Два раза в сутки приходилось стоять на посту — по четыре часа каждый раз. На наружных постах надо было терпеть любую непогоду — дождь, снег, мороз, жару. Любой из нас — даже самый нижний чин — должен был обладать развитой головой, сметкой, расторопностью. На каждого из нас возлагалась обязанность знать в лицо и по имени всех живших во дворе лиц, всю дворцовую прислугу. Кроме того, ежедневно проходили строевые учения, занятия по рукопашному бою и стрельбе.

В нашей инструкции, которую мы обязаны были знать наизусть, написано: «Жилище русского царя должны окружать настоящие представители великой Российской армии — здоровые нравственно и физически, рослые и красивые, любящие Бога, безгранично преданные царю, умные, развитые, грамотные… В полк достойны попадать только такие солдаты, которые и дома, до службы, жили честно, не сделали ничего зазорного, не приняли на совесть недоброго дела, не опозорили себя…

Нижний чин, недостаточно осмотрительно выбранный и оказавшийся недостойным служить в полку, роняет честь своей части и подводит под ответ свое ближнее начальство. Честь служить в Собственном его императорского величества сводном полку выпадает на долю немногих счастливцев, и потому честью этой надо дорожить в высокой степени».

Я, господа журналисты, привел эту выдержку не для того, чтобы блеснуть своей памятью, а для того, чтобы вы поняли условия, в которые мне волей случая пришлось попасть.

Что и говорить, служба почетная. Мы ежедневно видели многих сановников Российской империи. Общались с членами царской семьи. Так, великая княгиня Ольга Николаевна, девушка необыкновенной красоты и доброты, в Царском Селе устроила для солдат рождественскую елку с раздачей подарков. Сам император ежедневно снимал пробу с солдатской пищи. С этой целью существовал специальный футляр, в который ставились судки с пищей, которые относились к государю во дворец.

Однажды эта честь выпала на мою долю. Николай Александрович к пище едва притронулся, но изволил ласково обратиться с вопросом ко мне: «Исправно ли кормят вас?»

Я по уставу ответил, что кормят «так точно, исправно!». У меня на языке вертелась просьба, но я не решался ее высказать. Государь заметил мою заминку, удивленно посмотрел на меня, но я ничего не сказал. Я нес обратно в кухню царский футляр с судками, а на душе у меня кошки скребли. Фельдфебель первой роты Алексей Курбатов, меня сопровождавший, спросил: «Ты что, Шемякин, сегодня как в воду опущенный?» — «Дело плохое — в Михайловском дворце готовится чемпионат России!»

Фельдфебель, мой земляк и приятель, расхохотался: «Да тебе какая забота?» — «Если бы ты, Алеша, мог понять! Ведь почти все звезды прибудут на чемпионат. Слыхал ты о Гаккеншмидте? Он, к примеру, громадный обеденный стол перепрыгивает с места. Удивительно развит атлет! А студент Людвиг Чаплинский? Еще совсем юный, а выносливость феноменальная, техника изощренная! А знаменитый Железный Самсон…»

Фельдфебель добродушным тоном прервал меня: «Печали не вижу, возьми отпускную да поглазей на своих самсонов!» — «Я сам хочу участвовать!»

Курбатов даже присвистнул: «Это, брат, ты выдумал! Если дойдет до Комарова…»

Если узнает генерал-майор Комаров, командир нашего полка, мне несдобровать. Я это знал и сам. Но преодолеть свое желание я не мог. Тренированность у меня была неплохая. В нашем полку занятия атлетизмом всячески поощрялись. Ежедневно я до седьмого пота упражнялся с гирями, проводил поединки в борьбе со своими товарищами по службе. Кстати, наш гимнастический зал в Царском Селе был оборудован прекрасно и никогда не пустовал.

Я показывал кое-что из своих силовых трюков. Они всегда вызывали восторг моих сослуживцев, давали мне некоторый авторитет. Но мои успехи на борцовском ковре имели и печальные последствия…

Впрочем, расскажу о своих приключениях, достойных Рокамболя, по порядку.

Одним замечательным солнечным и прохладным утром я получил увольнительную — и скорее в Питер, на тренировку. Здесь меня встретил Чаплинский. Он был очень умным и проницательным человеком, сразу обратил внимание на мое состояние.

«Чем вы подавлены, сударь?» — вежливо и ненавязчиво Людвиг стал меня расспрашивать.

Я объяснил, что очень и очень желаю стать ему конкурентом на чемпионате, да начальство мне не разрешит. Что делать?

«Я готов на все, лишь бы стать участником, — твердо заявил ему. — К тому же…»

Я замялся, а Чаплинский вопросительно поднял брови: «Говорите со мной смело, я достаточно скромен: все останется между нами».

«Дело в том, что я дал в долг все мои сбережения (довольно значительные!) одному нашему общему знакомому — его имя я не стану называть. Но он поступил бесчестно: уехал за границу, говорят — надолго. Я остался без копейки…»

Чаплинский живо возразил: «Я готов вам дать на любой срок, в средствах я не стеснен».

Я отрицательно покачал головой: «Спасибо, Людвиг, вы очень добры и благородны. Но я хочу заработать на турнире…»

«Чемпионом стать будет очень трудно. Говорят, сейчас Гаккеншмидт в блестящей форме. Впрочем, за каждую схватку платят червонец».

«Ну, мы еще посмотрим, кто в какой форме!» — усмехнулся я и вскоре был наказан за свою самонадеянность.

Итак, я принял решение: пусть кары армейские и лаже царские падут на голову преступника — но я выйду на помост!

Сделал заявку на участие, потренировался с Чаплинским — и марш в Царское Село! Здесь первым делом направил свои стопы к фельдфебелю Курбатову. Звание его маленькое, унтер-офицерское, а влияние — большое, ибо ежедневно имел доступ к Николаю Александровичу. Где-то и с кем-то пошушукался он и вызвал меня из казармы: «Все дни турнира имеешь отпускную… Только смотри, если кто узнает! За такие штучки, как участие в соревнованиях без законного на то разрешения, могут отправить туда, где Макар телят не пас». — «Но разве Осипов даст мне разрешение? Никогда!» — «Да, Осипов тебя за что-то невзлюбил».