Бессмертный избранный - София Андреевич

Дом Мланкина огромен, я никогда не видела таких домов. Тяжелые двери из камня уже открыты, седой старик скользит по нам равнодушным взглядом и скрывается в темном пространстве коридора, из которого доносится тяжелый запах ароматных трав.

Мы идем вслед за мигрисом и рабрисом в дом, ступаем на каменный холодный пол, вдыхаем холодный воздух, чувствуем на себе холодные взгляды снующих по коридорам работников. Серпетиса мигрис и рабрис ведут под руки, мы четверо молча идем позади. Нас не спрашивают ни о чем — вид Инетис лишает дара речи, и когда в этом холодном воздухе слышится вдруг детский голос, мне кажется на мгновение, что это морок.

— Кого вы привели? — спрашивает ребенок. — Мне сказали, что это мой брат, это правда?

По знаку мигриса мы останавливаемся посреди пустого зала, из которого в три разных стороны ведут длинные темные коридоры. Высокие окна зала пропускают свет и свежий воздух. У стен стоят солдаты, и они тоже смотрят на Инетис — смотрят и молчат, потому что не знают, как себя вести, и потому что с ней мигрис, и если кто и должен решать, жить или умирать их правительнице, то только он или сам нисфиур.

Так было во веки веков.

Инетис же при звуке голоса своего сына буквально преображается. Выпрямляет спину. Сжимает руки в кулаки и изо всех сил сжимает губы — так, что они белеют и превращаются в тонкую линию. Она тоже слышит звук торопливых шагов, спешащих в зал, и она знает о том, что сейчас, через мгновение, ее жизнь изменится навсегда.

— Мне сказали, что вы привели наследника. — Из бокового входа в зал ступает мужчина, и время вокруг нас замирает.

Замирают пылинки, кружащие в воздухе. Замирает дыхание, вырвавшееся из груди.

— Инетис, — выдыхает Мланкин, правитель Асморанты и владетель земель от неба до моря и до гор. Его темные глаза расширяются, рот приоткрывается в удивлении, и на какое-то мгновение мне кажется, что он готов сделать шаг к своей жене и заключить ее в объятья.

Но он оборачивается к воинам.

— Схватить ее! Сейчас же!

Солдаты поднимают оружие. Серпетис дергает меня за руку, заставив встать позади себя, я вижу, что то же делает для своей сестры и Цили.

— Стойте! — говорит Серпетис, поднимая руку. — Я приказываю вам!

Все видят сияние на кончиках его пальцев, все понимают, что это значит, и нужно быть полным слепцом, чтобы не заметить сходства Серпетиса со своим отцом теперь, когда они стоят почти рядом.

— Отец, скажи мне… — из другого входа в зал выбегает мальчик. Он темноволос и темноглаз, и сначала кажется мне похожим на Инетис, но потом выражение его лица меняется, и я вижу Мланкина — того самого Мланкина, который только сейчас отдал приказ схватить свою жену.

— Кто это? — спрашивает он. — Это мой брат?

Он видит Инетис и от неожиданности пятится назад. В больших темных глазах — неверие и упрек. Он переводит взгляд с отца на неподвижно стоящую посреди зала мать, и почти шепчет:

— А это… это моя мама? Вы привели мою маму?

На последнем слове его голос взмывает вверх. Инетис срывается с места с громким всхлипом, идущим, кажется, из самого ее сердца. Воины бросаются вперед одновременно, повинуясь реву Мланкина: «Схватить!», и теперь Серпетису не успеть вмешаться. Я закрываю лицо руками, не в силах смотреть в ту сторону, не в силах слышать крики Инетис, которую оттаскивают от сына.

— Кмерлан! Мланкин, прикажи им! — кричит она. — Прикажи им отпустить меня! Я син-фира Асморанты, отпустите меня! Я вам приказываю!

Я открываю глаза и вижу направленные на нас друсы. Мигрис и рабрис словно испарились, как и Энефрет. Мланкин стоит рядом со своим младшим сыном, положив руку ему на плечо и глядя в глаза другому своему сыну, наследнику Асморанты.

Крики Инетис доносятся уже из коридора. Мы бессильны без магии и без оружия, и вынуждены подчиниться силе друсов, направленных в наши сердца.

— Я прощаю тебе твою ошибку, — говорит Мланкин Серпетису.

— Это не ошибка, — вызывающе говорит тот.

— Твоя мама умерла, Кмерлан, — тон правителя становится мягким, когда он наклоняется и смотрит на мальчика, в глазах которого стоят слезы. На слова Серпетиса он не обращает внимания. — Это не она. Она самозванка, которая одурачила твоего брата. Она очень похожа, я знаю. Но это не она.

— Отец, — начинает Кмерлан, но его голос срывается. — Прости меня, отец. Я больше не позволю себя одурачить, прости.

Он плачет, уткнувшись Мланкину в живот, но правитель Асморанты больше не слушает его. Он отстраняет мальчика и кивает взявшим нас в кольцо воинам.

— Не спускать с них глаз. А ты, наследник, подойди сюда. Выпустите его. — Последний взгляд на плачущего ребенка. — Кмерлан, не лей слезы на виду. Иди к себе в сонную. Я позову тебя позже.

— Прости, — снова повторяет Кмерлан. Он не смотрит на нас, он, наверное, даже не запомнил наших лиц. Я пытаюсь поймать его взгляд, как-то подбодрить его, но это так трудно сделать, когда острие друса почти упирается в грудь.

Мое сердце разрывается от жалости. Почему Энефрет не помогла нам? Почему позволила увести Инетис, почему не вмешалась?

Мальчик скрывается из виду в коридоре, и внимание правителя снова обращено к нам. Серпетис так и стоит на месте, несмотря на то, что стража расступилась, и на его лице — то же выражение, что и на лице его отца.

— Ты должен отпустить Инетис.

И даже голос его звучит так же, как голос Мланкина.

— Ты должен отпустить ее, если хочешь сохранить Асморанту.

Мланкин усмехается.

— Ты уже почувствовал себя сыном своего отца, син-фиоарна, — говорит он. — Но твое Цветение мужества еще не наступило, и не тебе давать мне советы.

— Тогда позволь, совет дам я, — говорит рядом с нами Энефрет.

Я не заметила, когда она появилась. Она обводит рукой пространство вокруг — и друсы вылетают из рук воинов, со свистом вонзаясь в каменные стены. Мланкин не успевает отдать другого приказа — Энефрет становится в два раза, в три раза выше обычного человека, и воины бросаются прочь, когда ее волосы рекой темных змей начинают растекаться по полу. Они шевелятся как живые. Они шипят как живые.

— Куда? — вопит Мланкин, прижимаясь к стене и выхватывая из-за пояса короткий кинжал. — Вернитесь! Это приказ!

Но кроме правителя никто не решается вступить в схватку с обладателем такой сильной магии.

— Оставайтесь на месте, люди Мланкина! — говорит Энефрет, и ее голос похож на рев рога. — Если хотите сохранить свою жизнь, стойте на месте!

В зале становится темнее, и мрак собирается в углах, шепчет о чем-то на странном непонятном языке, пока волосы у меня на затылке не поднимаются дыбом. Мланкин набрасывается на Энефрет и вонзает в кинжал в ее голень — единственное место, до которого он может дотянуться. Из моей груди вырывается резкий вздох, но Энефрет, кажется, даже не почувствовала удара. Она выдергивает из раны кинжал и отбрасывает его прочь — и темная, черная кровь брызгает на пол и стены из этой раны.