Бессмертный избранный - София Андреевич

— Когда у тебя была магия, ты не задавала себе этого вопроса, Инетис, дочь Сесамрин, — говорит она. — Разве ты спрашивала себя об этом, когда накладывала поветрие любви на женатого мужчину? Или когда помогала своей матери делать пусточревье для той, которая хотела избавиться от нежеланного ребенка? Спрашивали ли себя об этом маги, что свели с ума Суорнкина, Несчастного Шиниросца?

Энефрет качает головой.

— Многие из вас бездумно распоряжались магией, Инетис. Но многие ли задумывались о том, что однажды сами могут стать ее жертвой?

Инетис задыхается, но не может сказать ни слова. Цилиолис протягивает ей руку, и она подходит к нему и позволяет ему себя обнять. Толпа обтекает нас, пока мы молча внимаем Энефрет, пока мы слушаем — и наконец-то узнаем, зачем она поставила нам свои метки.

— Я дам этому миру бессмертного, который будет владеть магией и распоряжаться ей так, как хочу этого я, ее создатель, — говорит она медленно. — Я не зря выбрала тебя, Инетис. Ты — сильная, ты пережила собственную смерть и не ожесточилась против своего убийцы.

Она смотрит на Серпетиса.

— Серпетис. Ты ненавидел магию, но не потерял разума за этой ненавистью. Я знаю, вернувшись к отцу, ты поддержишь Инетис, ты станешь ей опорой — потому что бывшие маги нужны этой стране, чтобы противостоять врагу на границе. Вам будут нужны все люди Цветущей долины, если вы хотите продержаться до времени, пока избранный не вырастет и не примет от меня во владение этот мир.

Энефрет смотрит на меня.

— Унныфирь. Ты веришь в людей и у тебя доброе сердце. Ты сможешь противостоять искушению и не станешь просить у избранного силы для себя самой. Как и ты, Цилиолис, сын Сесамрин. Ты сможешь защитить Унныфирь на пути в город, который станет сердцем Пустыни и этого мира, когда избранный займет свое место.

Ее глаза загораются золотистым пламенем. Ее губы шепчут — но я слышу слова так четко, словно она произносит их у меня над ухом:

— По моей воле Серпетис и Инетис были опутаны любовными чарами. По моей воле они станут отцом и матерью избранного, которого я дам Асморанте и всему этому миру. Вы двое, Цилиолис и Унныфирь, будете его спутниками до конца ваших жизней. Вы покинете Асморанту вскоре после его рождения и уйдете в пустыню, где будете служить ему и оберегать, пока не настанет его время. Вы будете его наставниками и друзьями, первыми в числе многих, которые займут ваше место, когда вы умрете. — Глаза Энефрет гаснут, она обводит пространство вокруг нас рукой. — Теперь вы знаете всю правду.

Шум толпы снова накрывает нас, и я вижу, как оглядываются на нас люди, спешащие мимо, слышу, как осыпают нас руганью за то, что мешаем пройти.

— Идемте, — говорит Энефрет.

Инетис кажется белее снега. Серпетис смотрит на меня, потом переводит взгляд на нее, снова на меня…

— Так это была не ты, — говорит он. — Это Энефрет заставила меня подумать…

Его лицо вспыхивает яростью, наливаются кровью синие глаза, и он готов наброситься на Энефрет, но на этот раз его останавливает Инетис. Она преграждает Серпетису дорогу, положив руку ему на грудь, удерживает его на месте.

— Не здесь, — говорит она, глядя ему прямо в глаза. — Не у дома своего отца, не теперь. Не у всех на виду.

И Серпетис подчиняется. Выплевывает ругательство, сжимает зубы, но подчиняется. Отступив на шаг, он разворачивается и шагает прочь — так быстро, что нам приходится бежать за ним, проталкиваясь через толпу, запрудившую улицы.

Я сбита с толку его словами, но больше сбита с толку тем, что сказала Энефрет.

Инетис и Серпетис станут отцом и матерью человека, который будет нести в себе всю магию этого мира. Я и Цилиолис будем помогать ему, мы должны будем посвятить ему всю жизнь. Уйти с ним в пустыню. Стать ему учителями и друзьями.

А значит, оставить Асморанту, возможно, навсегда.

Дом Мланкина вырастает перед нами, неприступный, окруженный воинами, сжимающими друсы до хруста в пальцах. Вокруг него вьется роем назойливых дзур растревоженная толпа. Все хотят увидеть Мланкина, все требуют его — но солдаты отгоняют тех, что понахальнее, прочь и снова и снова повторяют одни и те же слова:

— Правитель скоро выйдет к вам. Отходите, отходите. Правитель скоро выйдет к вам.

Я никогда не была в таком большом городе и не видела столько людей разом. Мне душно под сотнями пристальных взглядов и хочется убежать и спрятаться под сенью деревьев, остаться хоть ненадолго одной. Я случайно придвигаюсь к Серпетису, но тут же отступаю, опуская лицо. Его слова все еще грохочут в моих ушах. Его голос, наполненный растерянностью, все еще отзывается эхом в моем сердце.

Его голос, полный решимости, звучит рядом, перекрывая гомон толпы.

— Чормала-мигрис! — Усатый мигрис и в самом деле здесь, и он спешит к нам навстречу под удивленными взглядами воинов. За ним семенит рабрис, оглядываясь по сторонам с легким удивлением на лице, как будто не может понять, как здесь оказался.

Энефрет не обманула нас: подойдя, ни первый, ни второй, не спрашивают о магии и о прошлой ночи.

Мигрис кивает Серпетису, кивает нам, поворачивается к воинам. Его голос звучит надо толпой, перекрывая ее гомон.

— Опустите друсы, воины.

— Правитель приказал никого не пускать в дом, — говорит один, таращась на Инетис так, словно у нее выросли рога. Он узнал ее, но слишком поражен, чтобы озвучить свою догадку вслух.

— Ты что, не видишь, с кем говоришь? — рявкает мигрис, шагая к нему. — Немедленно!

Солдат запоздало узнает стоящего позади рабриса, потом переводит взгляд на Серпетиса, и на его лице одно за другим сменяются страх, удивление и неверие.

— Пропустить! — раздается оклик из дома, и в дверях показывается высокий седой старик в легком, богато расшитом корсе. — Пропустить, олухи! Это мигрис, рабрис и определенный наследник, вы что, ослепли?!

Народ позади нас начинает волноваться. Выкрики из толпы злые — я не слышу ни одного радостного, а ведь возвращение наследника должно ознаменоваться большим празднеством. Вся Асморанта должна была песнями и веселой пляской встречать того, кто займет место правителя. Молодого, красивого, статного, так похожего на свою мать Лилеин — я слышала об этом уже несколько раз от Инетис — Серпетиса будет трудно не полюбить. Любая девушка будет рада связать с ним свою жизнь. Любой дочери фиура будет лестно оказаться его женой. Наверняка уже после Холодов в дом Мланкина придут скороходы с заочным согласием от пары десятков фиуров.

Я опускаю глаза, когда понимаю, что уже долго смотрю на Серпетиса. Замираю, когда понимаю, что Энефрет заметила этот взгляд — и сочувственно глядит на меня, словно зная, о чем я думаю. Я верю, что она знает.

— Проходите же! — снова раздается голос высокого старика.

Воины расступаются, и нам дают пройти, чтобы тут же снова сомкнуться за нашими спинами плотным рядом. Толпа беснуется, рвется вперед, но смертоносные друсы уже снова на страже. И пока еще память об их магии удерживает людей на месте.