Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

Так было до той поры, покуда весна не зажгла зеленым пламенем деревья в соседнем леске, и солнце не припекло вязкую глину дорог, обратив ее в камень.

* * *

Змея лежала на траве, жесткой и колючей на взморье, глядя в прозрачную глубину небесного океана, по волнам которого медленно ползли пушистые барашки облаков. Заслышав топот множества ног и голоса, она не вскинулась навстречу ученикам, что шли на привычное место тренировок, а осталась лежать, увлеченная полетом чаек над побережьем. Видимо, парни заметили Вихра — Олгиного жеребца, глодающего хилый куст невдалеке, — разговор стих. Змея легла на живот и принялась сквозь прищур разглядывая смешавшихся от неожиданности воинов. Те как-то странно переглядывались и косились, ухмыляясь, на своего наставника.

Олга знала наперечет все слухи, что ходили о ней и Белославе в Тавробе. Более того, пару из них сама пустила в народ от скуки, да и забавно было наблюдать, как вспыльчивый воеводич реагирует на срамные разговоры в его честь. Да уж, языки у местных кметов оказались почище бабьих, особенно спьяну. Чего только не плели о вздорной девке, что самого Седого, как прозвали Беляна, к ногтю прижала. Никто ни разу не видел, чтобы она на людях вынимала меч из ножен, так что баяли, будто ходит Олга при Ловчем женою, полюбовницей, сестрой названной и прочую чушь, но уж точно не наставницей. Ночью де милуются, а днем она ему кости считает, да унижает прилюдно. Чего только не сочиняли, каких только сказок не рождала человеческая фантазия от безделья да во хмелю!

Потому ей ясна была природа смешков и липких улыбок со стороны учеников. Лишь Сашка, тот самый мальчишка, что, напрашиваясь в ученики, разбил нос, не смеялся, а глядел угрюмо в сторону.

— Чего тебе? — недовольно спросил Белослав, скидывая куртку и рубаху перед уроком.

— Да так, пришла поглядеть, чему ты их научил, — ответила она, глядя снизу вверх на мускулистое, налитое силой и щедро, до медного цвета, обласканное солнцем тело.

Он определенно выздоравливал. Олга заставляла его пить желчегонные настои, в бане плескала на каменку целебные отвары, и, как могла, боролась с непомерной гордыней, рождавшей ненависть. Особой радостью для нее было пробудившееся в нем мужское желание, подавленное болезнью и навязчивой идеей. В трактирах да на праздниках Белян стал заглядываться на девок, отчего у Олги сразу потеплело на сердце. В его глазах появился живой огонь, но тьма в душе была неизлечима.

— Ну, гляди, раз пришла.

И Олга глядела, любуясь слаженным и ровным танцем сильных и ловких мужчин. Они двигались легко и умело, но что-то было не так. Вспомнился Мирон с его необычной свирелью, и ее долгие игры с тенями на берегу бурлящей Жилы, и стало ясно: не было музыки в их движениях, не было звучания, а без внутреннего звука танец становился пустым, нелепым и мертвым.

Змея вошла в круг, и бой затух сам собой. Она внимательно оглядела учеников.

— Слышала я, что кто-то из вас знает дудку.

— Я знаю, — Сашка сделал шаг вперед, — только не дудка это, а чибызга, жалейка по-нашему.

— Ну, доставай свою чибызгу. Белослав, меч.

Она сдернула с шеи платок, повязала глаза и расслабилась, обводя внутренним взором замерших учеников. Переливчатые пятна цвета и света. Самая яркая, кроваво-красная фигура — Ловчий — протянула ей ножны. Тихая незамысловатая мелодия заискрилась, вплетаясь в тонкие струйки пыли, что легкий ветерок тянул поземкой над сухой землею. Олга сделала шаг и заскользила вслед за вспоровшим жаркий воздух лезвием. Тени обступили плотным полупрозрачным кольцом, но одного резкого выпада оказалось достаточно, чтобы разъять их призрачный сумрак. Тогда из мельтешения цвета и света выплыла плотная, темная, до боли знакомая фигура, ловкая и неуловимая для серебряного жала, и принялась кружиться, вторя Олгиным движениям, отражая и нанося смертоносные удары, но в сердце Змеи уже не было ни страха, ни боли, ни гнева, лишь азарт. И она улыбалась единственному достойному противнику. Жалейка смолкла, Олга замерла, не меняя позу, после чего медленно опустила меч, прислушиваясь к наступившей тишине. Приподняв повязку, она оглядела бойцов и ухмыльнулась.

— Белослав, дай мне копейное древко. Что ж, малыши, нападайте. Все вместе. Не бойтесь, не покалечу.

* * *

— Почему, Олга Тихомировна? — Сашка ходил следом и гундел не переставая, — почему я не смогу так? Научите. Ну, пожалуйста.

Змея развернулась и треснула ему кулаком в зубы.

— Отстань, щенок! Ты меня раздражаешь!

И ушла прочь, оставив надоедливого мальчишку утирать разбитые губы. Пусть! Пусть обижаются, злятся, ненавидят, ей все равно. Не станет же она раскрывать свою тайну? А как иначе объяснить этим дуралеям, что их тело просто не приспособлено выкручивать себя наизнанку, ломать и калечить свои органы, мышцы, кости — одного лишь ради — красивого выпада. Ведь не скажешь им, что у нее другая, не людская природа, а уроки, что даются обычным людям с большим трудом — всего лишь игра без особого напряжения сил? Не скажешь. То-то и оно! Лишь с Белославом можно биться честно, в полсилы, но честно.

* * *

— Белян, а она точно человек?

Олга замерла, прислушиваясь к разговору под окном.

— Я так погляжу, разве люди могут так быстро двигаться? Уж сколько мастеров я повидал, ни один не обладал такой скоростью.

— Ага, согласен. А сила? Нечеловеческая!

Повисло долгое молчаливое ожидание. Змея осторожно выглянула в окно и тут же встретилась с холодным серым взглядом. Она склонила голову набок, растянув губы в недоброй улыбке. Ну, и что же ты сделаешь, мой мальчик! Ловчий криво усмехнулся и произнес:

— Курица — не птица, баба — не человек.

Ученики захохотали.

* * *

Год совершил полный оборот, и, довернувшись, пустил в город жаркую весну, полня узкие, пыльные улочки радостным шумом, предвещающим лето. Олга не любила Тавробу, как, впрочем, и другие большие города. Слишком людно, слишком грязно, много суеты и беготни. В этом бурлении жизни, стоя на обочине, она ощущала себя особенно неуютно и одиноко. Скука и тоска наполнили быт, сделав его невыносимо однообразным, а необходимость хранить в секрете свою истинную сущность, возвела вокруг нее стену отчужденности. Конечно, был Белослав, но и того державный князь временами отзывал обратно в столицу, и тогда тишина вокруг Олги становилась нестерпимой. Свой отряд она обучила всем приемам, что были доступны обычному человеку, оставалось лишь наблюдать за тем, как они молча совершенствуют наработанное мастерство. Она медленно, но верно погружалась в густой невнятный кисель сна, проваливаясь в беспамятство.