Гиперборей - Юрий Никитин

Дорога вытянулась прямая, сухая. День был холодный, резкийветер продувал лес насквозь. Жестяно шелестело в листьях, остатки тепла быстроулетучивались из одежды. Дважды пришлось перейти вброд маленькую речку, на томберегу начали встречаться белокорые березки, приземистые дубы.

Еще через день дорога запетляла, словно заблудилась. Равнинапошла складками: то круто опускалась, то карабкалась наверх. Лес тожеизменился, деревья пошли вперемешку. Между ними сплошь росли густые орешники,терновники, кусты голубики, черника. Дорожка сузилась, отряд снова поневолерастянулся. Олег ехал впереди, настороженно прислушиваясь и всматриваясь влюбое шевеление листика. За ним держалась Гульча, отвоевав наконец право бытьрядом, затем Рюрик с Умилой, Асмунд, последним ехал Рудый.

Ночи с каждым днем становились холоднее. Дваждыпутешественники просыпались, покрытые инеем. Асмунд и Рудый теперь разводили подва больших костра, спать ложились между огней.

Часто тянулись заросшие лесом холмы. Высокие, угрюмые, содной или двумя обрывистыми стенами, словно гигантский меч отсек им края.Дважды Олег замечал леших, те прятались среди ветвей, провожали людей угрюмымивзглядами. Олег помалкивал два дня, на третий подозвал Рудого, сказал неохотно:

— С лешими что-то происходит. Понаблюдай. Могут напастьночью, хотя это маловероятно.

— Лешие? — ахнул Рудый. — Я их не видел!

— Еще бы, они в кости не играют. Будь начеку. Еслинападут, то погибнем все. Они разбирать не станут, кто из нас человек вольный,а кто — шпион Семи Тайных.

Рудый бросил на него острый взгляд, спросил после паузы:

— Рюрик и Асмунд знают?

— Они люди занятые, а тебе делать нечего!

Рудый победно ухмыльнулся, поправил саблю, чтобы рукоятьбыла под ладонью, поехал замыкающим, всматривался в заросли, буреломы, кручи.Сперва не замечал, но предупрежденный — чем он хуже пещерника? —всматривался до боли в глазах. Наконец чуть не шарахнул себя по голове сдосады: странные немигающие глаза наблюдали за ним почти из каждого укрытия.Серые тела сливались с корой деревьев, но глаза светились желто-зеленым какгнилушки. Рудый ежился, уже чувствуя на шее сухие пальцы, при каждом движениинатыкался на холодный взгляд.

Хворост он отправился собирать с великой неохотой. Выскочилиз-за деревьев встрепанный, с круглыми от страха глазами. Возбужденно объяснилГульче:

— Только нагнулся к сухим веткам, гляжу — громаднаягадюка!..

— Ну-ну, — поощрила она, видя, что он замолчал.

— Да ничего, в том все и дело. Присмотрелся, а тообыкновенная палка. Сухая, как раз что нужно для костра.

— Так чего руки трясутся? — удивилась она.

— А то, что палка, которую схватил, чтобы трахнутьгадюку, оказалась гадюкой в три раза крупнее!

Гульча не ответила, даже не посочувствовала, онарасседлывала коней, помогая мужчинам, и Рудый пристыженно отправился в заросли.Хворосту натащил вдоволь, напоследок принес птичье гнездо, возбужденнопредложил:

— Асмунд, свари эти три яйца! Смотри, какие крупные.Яйца мне, юшка тебе.

Асмунд тяжело подумал, в недоумении двинул плечами:

— Ну что за юшка из трех яиц?

Рудый тоже подумал, вынужденно согласился:

— Ты прав. Принесу еще пару, я там другое гнездозаметил.

Асмунд вытаращил глаза, медленно переваривая и осмысливая, аРудый уже вытаскивал из кармана созревшие орехи — коричневые, блестящие,крупные:

— Княже, угости княгиню. У нее зубы хорошие?

— Не знаю, — буркнул Рюрик. — До сих пор онатолько царапалась.

— Асмунд, — сказал Рудый жизнерадостно, — утебя разинутый рот!

— Знаю, — буркнул Асмунд сердито, — я сам егоразинул!

— Так закрой, я уже все сказал.

Когда располагались на ночь, Рудый с воплем подпрыгнул,забегал вокруг костра, шаркая изо всех сил ногой. На него не обращали внимания,подозревая каверзу, но русич был зол, тер подошвой по земле, по траве.

— Что с тобой? — спросил Олег наконец.

— На жабу наступил! Я и так жаб не люблю, просто боюсь,а она, зараза, еще и лопнула прямо под сапогом! Неделю буду вытирать подошву,не ототру... Я их не выношу, у меня дрожь начинается! И руки трясутся, будтокур крал. А какие куры в лесу?

Он брезгливо пошаркал подошвой. Олег покосился на темныепровалы между деревьями, сказал негромко:

— Лешие коней не тронут, но вокруг нашей поляны ихстало втрое больше. К тому же подходят новые. Странно это... Предупреди Рюрикаи Асмунда.

— Нападут ночью?

— Не знаю, но лучше, если на страже побудут двое.

Он опустился у костра рядом с Гульчей, а Рудый отвел всторону князя и воеводу, что-то объяснил, тыча пальцами в чащу. Он делалстрашные глаза, приседал. Асмунд начал оглядываться по сторонам, а Рюриквыхватил меч и загородил Умилу. Гульча спросила подозрительно:

— Опять врет?

— Преувеличивает, — мягко поправил Олег. —Почему ты такая грубая? А с виду женственная, милая.

— Я? — оскорбилась Гульча.

— Нас окружили лешие. Вот-вот набросятся.

Гульча поперхнулась похлебкой, глаза ее стали круглые, как уфилина:

— Лешие?.. Где?

Олег ткнул пальцем себе через плечо, продолжая работатьложкой. Гульча всматривалась, чашка в онемевших пальцах медленно наклонилась,горячая похлебка тоненькой струйкой полилась ей на ноги. Она взвизгнула в дикомужасе.

Рудый мгновенно развернулся, сабля блеснула в его руке:

— Они?

— Она, — кивнул Олег.

— А-а... Лешие еще хуже? Как там сказано в святыхкнигах?

Однако глазами и всей хитрой рожей выказал громадноесомнение, за что Гульча возненавидела его во сто крат сильнее. Рюрик лечьотказался, они с верным Асмундом остались сторожить. Рудый, отделавшись отночной стражи, заснуть все равно не смог — поднялся, сел и начал водитькамешком по лезвию над самым ухом Гульчи. Она зябко поежилась во сне, ближеприжалась к Олегу. Олег не спал, спать каждый день — непростительная роскошь.Умила заснула, притискивая Игоря, на ее осунувшемся лице блестели мокрыедорожки слез.

Внезапно пещерник поднялся, взял в руки горящую ветку. Голосего был невеселым:

— Сейчас бросятся.

Рудый вскочил, выставил перед собой саблю. Рюрик и Асмундзаколебались — пещерник не орал, не суетился. Из тьмы выдвинулись огромныесосновые шишки, размером с человека. Ноги были короткие, покрытые серымичешуйками, руки — толстые, с острыми когтями. Лиц не разглядеть, только недобросверкают желто-зеленые глаза.