Гиперборей - Юрий Никитин

— Улитка? — спросил Асмунд непонимающе.

— Или убежит, если не сумеешь схватить сразу.

— Улитка? — переспросил Асмунд удивленно. —Она же еле ползает!

— А ты? — удивился Рудый.

Асмунд выронил мешок, его кулаки начали сжиматься. Глазасузились, он начал медленно багроветь, задышал чаще. Умила, уложив ребенка,сказала Рудому неодобрительно:

— Когда-нибудь он свернет тебе шею. И будет прав.

— Ну, до этого еще далеко, — ответил Рудыйбодро. — Он же из племени дубичей, а они в драку сразу не бросаются.Сперва разогреваются руганью, угрозами, рвут на себе рубахи, выкатывают глаза,орут, стервенеют...

Асмунд, о котором Рудый говорил как об отсутствующем,задышал чаще, рванул на груди рубаху, сказал свирепым голосом:

— Пусть на мне Ящер воду возит всю оставшуюся жизнь,если я не раздеру тебя, как жабу, на две половинки...

— Видите, княгиня? — указал Рудый. — Дозахода солнца он приступит к рукоприкладству.

— Но что от тебя останется тогда? —полюбопытствовала Умила.

— Ну, — протянул Рудый, — разве можно такдалеко заглядывать? До полночи целая вечность. Я думаю, даже вещий пещерник такдалеко не видит будущее. Жизнь полна неожиданностей.

Он деловито выкладывал на траву ломти мяса, завернутого вширокие листья, рыбу, пышный каравай хлеба, куски запеченного лебедя. Просиял,стукнул ладонью по лбу:

— Вот первая неожиданность! Пещерник ведь трапезовал укнязя. Полкабана умял, как сейчас помню, даже хмельным медом не брезговал! Понял,Асмунд? Кузнечиков ловить не надо. Пусть цвиринчат. И улиток не надо.

Асмунд оборвал ругань, глядя на Рудого вопросительно. Тотискоса подмигнул Умиле, его улыбка была хитрой. Умила отвернулась, было жальчестного доверчивого Асмунда.

Поужинав, усталая Умила сразу заснула. Олег сидел спиной когню, всматриваясь в темноту. Асмунд шаркал камнем по лезвию меча, любовнотрогая ногтем. Рюрик дремал, обняв одной рукой Умилу. Рудый подкладывал прутикив огонь, рассказывал вдохновенно:

— Зря ты, Асмунд, не веришь в чудеса... Когда я былмаленьким, помню, однажды к нам пришел святой пещерник... Осмотрелся печально,говорит: «Вечером хата сгорит...» Мои родители испугались, в ноги кинулись,умоляют: «Святой пещерник, возьмите в хате все, что хотите, заберите и корову,только спасите хату, зима подходит». Пещерник подумал, ответил: «Постараюсьпомочь». И что же вы думаете, случилось чудо — хата не загорелась!

Рюрик едва сдерживал улыбку: Рудый рассказывал с абсолютнострогим лицом, в нужных местах глаза его удивленно расширялись, брови взлетали,а челюсть отвисала по шестую застежку. Асмунд кашлянул, сказал с неловкостью:

— Конечно, это чудо... Но я не говорил, что чудес нетувовсе, просто самому видеть не приходилось. А вообще-то интересно было бызаглянуть в грядущее...

— И увидеть себя в срубе? — ахнул Рудый. —Опомнись!

— Ну... Почему обязательно в срубе?.. А ты разве нехотел бы увидеть свое грядущее?

— Я не такой дурак, — ответил Рудыйискренне. — Я только надеюсь, но видеть не хочу!

Утром Олег разбудил всех, когда небо едва посветлело.Озябшие путники наскоро перекусили, теснясь у костра. Асмунд оседлал коней,спеша и толкаясь, выехали на дорогу.

Олег ехал впереди, настороженно вслушивался и всматривался.Гульча держалась рядом, косилась на пещерника. Ей казалось, что она чувствует,как его мысль ощупывает лежащие далеко впереди заросли, заглядывает в овраги.Иногда что-то темное, как его дыхание, проникало в ее душу, и она бросала нанего испытующий взгляд. Пещерник смотрел вперед, лицо его было непроницаемое.

Асмунд ехал рядом с Умилой. Рудый, напротив, часто плелся вхвосте, слезал, прикладывал ухо к земле. Нос его дергался, ноздри жаднораздувались, словно чуяли запах пива или хмельного меда.

— Все время что-то чудится, слышится, —пожаловался он Асмунду. — Какой я пугливый, правда? С чего бы?

— Лучше переосторожничать, — успокоил егоАсмунд. — Что-нибудь слышал?

— Червяк грыз корни, — ответил Рудый. — Норазговаривать с набитым ртом отказался. Сказано, червяк! Да и вообще с нимиговорить трудно, тугодумные слишком...

— Рудый, — сказал Асмунд предостерегающе. —Заткнись.

— Княгиня, — сказал Рудый обиженно, — он самспросил меня! А теперь лается.

Умила повела на него синими очами, покачала головой:

— Ой, Рудый... Я не знаю худшего человека, чем ты.

Рудый довольно заулыбался:

— Я знаю. Потому и держусь к вам с князем поближе. ВонАсмунд уже раздувается, вот-вот брызнет семенами... Лучше догоню святогочеловека, поговорим о богоугодных делах.

Они проехали через долину, где трава была коням по колено,лишь к полудню достигли снова леса — редкого, с низкими перекрученными ветвями.На опушке спугнули стадо свиней, те долго не обращали внимания на всадников,наконец неохотно сдвинулись с дороги. Рыла с треском вспахивали землю, обрываякорни деревьев, на зубах звучно лопались блестящие желуди. Асмунд не выдержал,сорвал с крюка на седле лук, прицелился.

Оглушительный визг пропорол воздух, стадо в едином порывесорвалось с места, отбежало на две-три сотни шагов, и снова на крепких зубахзатрещали опавшие желуди. Асмунд подобрал окровавленного поросенка, стрелапронзила его навылет, оскалил зубы:

— Пора попробовать свежатинки!.. Молоденький, нежный.

— Какие бывают обжоры, — заметил Рудый. — Жилсебе бедный поросенок, жил... О высоком мыслил.

Они въехали под широкие ветки, дорога потянулась широкая,наезженная колея в два ряда, по краям две хорошо утоптанные тропинки. Олег ехалвпереди, погруженный в свои думы. Рудый несколько раз пристраивался рядом,рассказывал что-то, Олег не вслушивался. Рудый в конце концов решил обидеться,начал подбирать поводья, как вдруг пещерник протянул руку:

— Дай-ка мне твой лук.

— Лук? — переспросил Рудый — Для чего?

— Делать нечего, попробую научиться стрелять.

— А я буду бегать за стрелами? — возразилРудый. — В лесу их не отыщешь!

Он замолчал, но взгляд его говорил ясно, что он думает острелке, у которого на шее болтаются обереги волхва. Внезапно лицо егопросияло, он галопом пустил коня обратно, вскоре вернулся с огромным луком иколчаном стрел.

— Асмунд уступил, — сообщил ондоверительно. — Правда, я забыл упомянуть, зачем и кому.

Умила смотрела на пещерника с интересом, вздохнуламечтательно:

— Все лучшие дни моей жизни связаны с охотой...

— Неужели? — удивился Рудый. — Вот уже неподумал бы, что наша княгиня обожает эту кровавую забаву!