Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Думаешь, он может видеть нас здесь? – спросила она.
Она знала, что близится конец нашего путешествия. Поэтому мы разговаривали о прощании с Нонной, ее кузинами, ее друзьями. Ее грусть была нескрываемой. Я видела, как она давила, и уклонялась от разговора. Она говорила про волосы Саро в день, когда он умер, спрашивала, сколько Нонне лет. А попозже, когда мы засыпали, она заставила меня пообещать, что я сделаю все возможное, чтобы «жить и стать столетней».
Я сказала ей, как делала всегда, когда страх и потери оставляли ее притихшей и задумчивой:
– Я здорова. Если я смогу, то буду здесь достаточно долго для того, чтобы увидеть, как ты станешь пожилой леди.
Она заулыбалась.
– Но я не буду жить к тому времени дома, знаешь же, – быстро указала она.
– Я была бы удивлена, если бы ты жила, – ответила я.
– Может быть, я буду жить здесь.
– Если будешь, убедись, что для меня здесь будет комната, когда я приду в гости.
После того как она закончила свою почтовую открытку и убрала завтрак, она начала помогать Нонне готовить ланч. Это было впервые. Зоэла позвала меня из соседней комнаты, где я заворачивала бутылки с томатным соусом в газеты и засовывала их в старые носки, которые Саро оставил здесь три года назад.
– Guarda, Mamma. – Посмотри на меня, мамочка. – Она терла сыр на вертикальной настольной терке, рукоятка которой была размером с ее ладонь. Это была самая старая кухонная утварь в доме, приобретенная вскоре после того, как Нонна вышла замуж.
Быстро окинув взглядом кухню, я увидела, что Нонна готовит три комплекса блюд: спагетти с классическим томатным соусом, баклажаны с пармезаном, сосиски, купленные у мясника, тарелку с сыром и листовой зеленый салат с морской солью, перемешанный вручную. Она добавит туда уксус, как только приедут мои родители. На десерт должна была быть свежая дыня с поля ее кузена Стефано.
Еда являлась центром ее семейной жизни. Готовка – ее второй натурой. Не было конкретных рецептов: ингредиенты, их количество, последовательность – все находилось у нее в голове. Однажды я попросила ее записать мне рецепт, и это было все равно что попросить ее написать, как она дышит или ходит.
– Non ti posso dire. Faccio come si deve fare. – Я не могу сказать тебе. Я просто делаю это так, как должно быть сделано.
Еда, приготовленная на кухне Нонны, рассказывала историю, грандиозную и личную историю острова и семьи. Она рассказывала историю бедности, горя, любви и счастья. Она говорила решительно о людях, которые периодически жили на хлебе, сыре и оливках, собирая дикие овощи в богатых урожаем садах, усеявших склоны холмов возле ее дома. Ее кухня всегда говорила мне о том, сезон чего настал в данный момент. Она напоминала мне о том, как близко я расположена к Северной Африке, к Востоку. Она говорила мне о людях, чьи нации прошли сквозь остров, и о том, каким образом они оставили на нем свой след. Но больше всего я любила то, что ее кухня могла показать мне, как один и тот же ингредиент может превратиться в несколько разных блюд. Ее еда говорила о подверженности ошибкам и предприимчивости в утратах, в любви, в жизни. Она научилась превращать средства к существованию в изобилие.
Сицилийцы говорят, что, открывая бутылку оливкового масла, можно почувствовать аромат земли внутри. Богатое антиоксидантами, свежее, оно поет о том, что в бутылке заключена жизнь. Я схватила бутылку оливкового масла, стоящую на столе, и налила немного на свежий хлеб. Я чувствовала вкус ароматного наследства артишоков, томатов и эвкалиптов, которые росли на периферии города. Их аромат проникал в жизнь растущих поблизости оливковых деревьев. То, что я нахожусь рядом с Нонной, делало со мной то же самое; каждое блюдо, которое она готовила, оставляло кулинарный послеобраз.
Прямо перед полуднем мне на мобильный позвонил папа и сказал, что водитель только что заехал в город.
– Оставайтесь там, я бегу, – ответила я, чувствуя странное головокружение.
– Ну а куда еще я могу пойти? Я ни слова не говорю по-итальянски и даже не знаю, где нахожусь, – упрекнул он. В его голосе слышалась радость.
– Ты на Сицилии, пап. Ты добрался до Сицилии.
Я крикнула Зоэле, чтобы она спустилась вниз из спальни на втором этаже.
Она со скоростью пули оказалась внизу с Розалией за спиной.
– Vieni con me. – Пойдем со мной, – скомандовала она подруге. Зоэла была полна стремления действовать. – Ti faccio conoscere I miei nonni dall’ America. – Я хочу познакомить тебя с моими американскими дедушкой и бабушкой.
Через мгновение мы все спускались пешком вниз по Виа Грамши, Зоэла бежала впереди меня, а Розалия шла рядом.
Двадцать лет я прождала этого момента.
Когда мы все обменялись объятиями на улице, группки наблюдавших за этим стали подходить к машине, чтобы сказать benvenuti[48]. Казалось, новости о приезде моих родителей уже начали стремительно расползаться.
Затем мы отправились обратно к дому Нонны. Все вдовы и жены Виа Грамши повыходили из домов, чтобы сказать benvenuti, пока мы поднимались по улице вверх. Но зрелищем, которое тронуло мое сердце, оказалась Нонна, гордо стоявшая в дверном проеме.
– Ciao, Gene. Ciao, Aubrey. Venite. – Входите, – произнесла она, отодвигая кружева и приглашая их внутрь.
Она делала то, что была неспособна сделать, когда ее сын был жив. Но сейчас она это делала.
– Поблагодари ее за то, что она приняла нас, – сказал мой папа.
– Я уже, пап, – ответила я, улыбаясь и подмигнув ему. – У меня все под контролем.
Мой папа никогда раньше не видел, чтобы я так много говорила на итальянском. Он внимательно наблюдал за мной, словно находясь по другую сторону невидимой перегородки, о существовании которой он до сих пор не подозревал. Его маленькая девочка обустроила себе местечко так далеко от Восточного Техаса, как только можно было себе представить.
– Спроси Нонну, можем ли мы помочь ей что-нибудь приготовить, – предложила Обри, показывая на кипящую кастрюлю на плите. Она готова была погрузиться в работу. Им