Вкус к жизни. Воспоминания о любви, Сицилии и поисках дома - Темби Лок

возле кипящего котла. К тому же дети быстро уставали и начинали ныть. Это была одна из причин, по которым так много семей готовили соус ночью, пока дети спят.

Отмывая маленькие порционные бутылочки, я высунула голову в дверной проем, чтобы поболтать с Зоэлой и Розалией.

– Ро-заа, – это было прозвище, данное ей женщинами, живущими на той же улице, поэтому я называла ее так же. – Мы с Зоэлой сегодня вечером будем готовить соус дома у Нунции, ты хочешь пойти с нами?

Они сидели на скамейке возле дома Нонны, убивая время за созданием видеоклипов на айпаде Зоэлы. Последний был триллером о гробах, спрятанных в соседней постройке от дома Нонны.

– Нет, я не могу пойти, у меня занятие по игре на кларнете.

– И то верно. – В прошлом году она получила место в городской музыкальной группе. В связи с приближающимся шествием на праздник святой Анны она должна была практиковаться следующие несколько дней. – Я не могу дождаться, чтобы послушать, как ты играешь. – Втайне я была взволнована, поскольку это значило, что я не получу от Зоэлы отпор. Мне на самом деле хотелось, чтобы она увидела, как появляется томатный соус, которым она наслаждалась каждый день, сидя за столом Нонны. И я хотела приложить свои руки к воплощению в жизнь этой древнейшей традиции города. Это казалось замечательным завершением лета.

День полз со скоростью улитки. Отдых после обеда, чтение. У меня даже был план насобирать каперсов, растущих в конце Виа Грамши. О том, что это такое, мне рассказала Джианна, живущая в доме над разросшимися лозами. Я никогда не видела растущие каперсы вживую. Еще она рассказала мне, что в некоторые годы ветер разносил семена, разбрасывая их между мощеными ступенями. Я собиралась набрать по меньшей мере две пригоршни, посолить их и положить сушиться рядом с томатами перед домом. Я намеревалась взять это все с собой в Лос-Анджелес, когда придет время закрыть мой чемодан.

Затем рано перед обедом зазвонил телефон.

Нонна ответила на звонок, раздраженная тем, что ей пришлось прервать свой полуденный отдых. Я слышала, как она отрубила: «Pronto?» – так громко, что было слышно наверху. Секунду спустя она крикнула мне:

– Pigghia u telefono. – Она воспользовалась сицилийским, сказав мне, чтобы я взяла трубку. Не итальянским. Что бы там ни случилось, это было срочно.

Через одну улицу от нас произошла автомобильная авария. Никто не пострадал, но один из водителей был англоязычным туристом. Он не говорил по-итальянски, а я была единственным человеком в городе, говорившим по-английски. Звонил сосед, поскольку им нужно было, чтобы я поговорила с англоязычным, и они надеялись, что я смогу побыть переводчиком и снизить накал страстей в сложившейся ситуации.

Когда я прибыла на место, я обнаружила мужчину сорока с лишним лет в узких джинсах и белой льняной рубашке. Он был шокирован, увидев, как я появилась из-за деревянной двери сквозного прохода между двумя улицами. Заметно напряженный и окруженный сицилийцами, он стоял в самом центре улицы. Назревал скандал.

Мы быстро обменялись любезностями и приветствиями так, как это делают люди, владеющие общим языком, в чужой стране. Он оказался музыкальным продюсером, отдыхающим со своей новоиспеченной семьей в сельской местности Сицилии; они снимали фермерский домик недалеко от места происшествия. Глава семейства выбрался в город за хлебом, только чтобы обнаружить, что все закрыто. Мужчина, чью машину он ударил, как я вскоре выяснила, был Калогеро, тот самый приветливый фермер с искренним смехом, который каждый год давал мне чечевицу, выращенную у себя на поле, чтобы я взяла ее домой в Лос-Анджелес.

Как только Калогеро увидел меня, он сразу же переключился:

– Parla con quello! – Поговори с этим! – Затем он вскинул руки вверх в классическом сицилийском жесте, выражающем разочарование, смирение и возрастающее негодование – это движение сказало мне все, что мне нужно было знать.

Прежде чем я смогла перевести, англоязычный мужчина поспешил начать защищаться. Он был непреклонен, утверждая, что это исключительно вина Калогеро. Хватало одного взгляда на его универсал «Ауди», и становилось понятно, что, скорее всего, он прав. Похоже, что Калогеро сдавал назад, выезжая со своего двора, и не глядел на улицу. Люди редко пользовались ей. Англичанин, по-видимому, не ожидал, что из глубин двора может появиться машина на заднем ходу.

Я спросила англичанина, можем ли мы поговорить где-то в стороне от растущей толпы.

– Мужчина, которого вы обвиняете в том, что он врезался в вашу машину, кузен мэра, – сказала я. Я начала с того, что казалось мне наиболее существенной частью информации, которую ему нужно было знать.

Он посмотрел на меня сконфуженно и встревоженно, словно хотел спросить, какое отношение к делу имеет кузен мэра.

Но я думала так, как думают сицилийцы, а именно – ставят социальную иерархию превыше фактов в конкретной ситуации.

– У вас есть страховка на аренду автомобиля? – спросила я.

– Нет, я не думал, что она мне понадобится. Я всего лишь хочу, чтобы он подписал бланк, лежащий в бардачке, о том, что это он ударил меня.

Было жарко, середина сиесты. Скандал становился громче, а толпа снаружи дома – больше. Казалось, каждый стремился рассказать мне, что именно он увидел.

– Давайте зайдем внутрь, – сказала я, потащив его к входной двери дома Калогеро.

В уютной, безупречной кухне три поколения моих чечевичных фермеров сгрудились возле кухонного стола, чтобы засвидетельствовать невиновность своего родственника. Они сидели за покрытым пластиком столом, рассчитанным на четверых. Остальные нависли над ними. Традиционный сицилийский керамический светильник с нарисованным на нем изображением мавров и виноградной лозы раскачивался над головами. Ящик с томатами стоял на стуле рядом, похоже ожидая своей очереди на превращение в кипящую массу.

Я переходила туда и обратно между английским и итальянским, переводя и язык, и культурные установки англичанину, который внезапно начал осознавать, что вся собравшаяся веранда была настроена против него. На Сицилии вина всегда относительна. Факты всегда зависят от того, как ты видишь происходящее в мире. И все равно двадцать минут заняло только рисование иллюстраций на обороте салфеток в попытках воссоздать то, что произошло, прежде чем англичанин прекратил взывать к логике и подчинился тому факту, что он был в городе сицилийцев. Людей, которые никогда не предадут того, кто их крови. То, что случилось на самом деле, было по факту неактуально.

– Вы не в Тоскании, вы на Сицилии, – сказала я, напомнив ему о том, что Италия не являлась монолитом, а Тоскания не являлась заместителем всей нации, несмотря на то что показывали в фильмах. Тосканцы