Любовь крестоносца - Александра фон Лоренц

Веревка была завязана таким хитрым способом, что любое, даже малейшее движение Ульриха, затягивало ее еще сильнее. Колючая шерсть врезалась в горло рыцаря и передавила руки за спиной. Ульрих уже не чувствовал пальцев и мог только вращать глазами, пытаясь рассмотреть своих друзей.

— Прокляты скоты! — прохрипел Георг, ― громадный немец стоял на коленях, а его голова была запрокинута вверх, — напоили какой-то гадостью, потом спящих связали……я бы разметал их всех по этой мерзкой конуре…

— Незавидная судьба у нас судьба, — ответил ему Бруно, ― Ульрих мог видеть только часть его ноги за высоким камнем, к которому тот был привязан, — погибнуть в расцвете лет в этом тухлом храме!

— Какая разница, где погибнуть, — пробормотал Ульрих, — противно быть беспомощным.

— Все в руках господних, — голос Гарета был боле уверенным, — как бы там не было, мы честно сражались и встретим смерть достойно. Всякий отправляется в этот путь, раньше, позже, что сие в сравнении с вечностью души?

— Ну, развел философию, — не согласился немец, — легко уходить тому, чьи желания угасли, а тело бренно, а я хотел бы пощекотать кое-кого мечом…

— А других, которые покрасивее, еще чем-нибудь, — рассмеялся Бруно.

— Он еще шутит! — возмутился Георг.

— И правильно делает, — голос Ульриха зазвучал веселее, — во всякой ситуации нужно присутствие духа. Хочу только добавить, что если не суждено нам выбраться отсюда живыми, то я бы хотел и на том свете и в следующих воплощениях встретиться с вами, мои дорогие друзья!

Туг, сидевший у костра, не понял ни одного слова из этого разговора, но все равно ему не понравилась эта беседа пленников. Душитель выпрямился во весь рост, и огромная тень задрожала на зловещих сводах храма. Он вынул из кожаного мешка отрубленную голову и повесил ее на шею своей богине, вместе с остальными. Индус вытер руки об свою странную одежду, и на ней остались кровавые пятна. Ульрих поежился. Ему часто приходилось видеть убитых, обычно на поле боя все вокруг было усеяно частями разрубленных тел, но страдальческая гримаса на лице этой головы заставило его содрогнуться.

— Все же северяне- викинги правы, намного приятнее погибнуть в бою, чем дожидаться, когда тебе перережет горло кривой кинжал вот такого грязного урода, — прохрипел он.

Колючая шерстяная веревка туго сжимала ему горло с каждым неловким движением все сильнее и сильнее. Приходилось приподнимать стянутые за спиной руки, чтобы можно было что-нибудь сказать.

— По-моему, намного лучше остаться бы в живых, брат, — сказал Бруно, — я еще не отлюбил и половины запланированных мною женщин…

— Он опять шутит, — раздался хриплый бас здоровяка Георга, его камень располагался в темном углу восточного святилища, и ему на лицо падала густая тень, — если бы мне удалось вырваться из этой петли, я бы показал этому уроду «кривой кинжал»! Он бы сам у меня быстро стал кривым!

— Твое счастье, что он не понимает, — вставил Гарет, ему всегда был присущ здравый рассудок, — и все же мерзко вот так погибнуть, не за грош…не оставив и следа на этой земле.

— У Ульриха след все-таки останется, как я слышал, — опять пытался развеселить друзей добродушный франк.

Ульрих склонил голову и закрыл глаза. Перед ними возник прекрасный образ Радмилы. Он даже ощутил ее запах и теплоту, исходящую от кожи.

— Не говори о ней, об этой предательнице… ― прохрипел он.

— Все красивые женщины таковы, — поддержал его Георг, — мы идем из-за них на смерть, а их слову цена — медный пфенниг! Обидно вот так, в молодые годы, закончить жизнь в вонючей пещере. Зря мы сюда притащились.

— По-моему, ты сам не хотел прозябать в нищете, — ответил Гарет, — каждый выбирает себе судьбу. Мы были согласны рисковать ради своего счастья….вспомни Фридриха… многие остались лежать на дне холодного озера, они тоже хотели жить.

— Уж лучше бы погибнуть в бою, — Ульриху опять пришлось задрать руки, чтобы произнести эту фразу, — посмотрите, как эта гнусная богиня пялится на нас! Воистину женщины исчадия ада! Внешне они так красивы и благородны, а на самом деле просто хотят получше устроиться в жизни… за наш счет.

Жрец до этого сидел у огня почти неподвижно, лишь слегка раскачивался. Можно было подумать, что он спит или молчаливо молится своей страшной повелительнице.

Вдруг он поднялся и что-то отрывисто крикнул, страшно посмотрев на Ульриха. Тевтонец вцепился в него ненавидящим взглядом, тогда душитель подбежал к нему и, наступив ногой на бедро, стал кричать прямо в лицо.

— Карта, — понял немец ломаный французский, на котором пытался изъясняться туг.

— Он требует карту, — подтвердил Бруно, — говорит, что первым убьет тебя.

Душитель замолчал и вышел из пещеры, но уже через минуту он вернулся, но не один. Его соплеменник помог ему втащить в пещеру сарацинского юношу. На вид тому было лет пятнадцать — шестнадцать, его лицо было искажено от ужаса, он пытался остановиться и даже упал, но душители проворно подняли его и подтолкнули к окровавленному каменному алтарю. Ульрих попытался встать, но веревка впилась ему в горло, и он обмяк, почти потеряв сознание. Туги поставили жертву на колени, лицом к своей богине Кали, и тот душитель, который требовал у Ульриха карту, что-то отрывисто заговорил. Незнакомые слова отдавались многочисленным эхом под высокими сводами ужасного святилища, казалось, целый сонм демонов вторил ему.

Несчастный мальчик оглянулся, и Ульрих увидел его обезумевшие от страха глаза. Этот взгляд рыцарь запомнил на всю жизнь. В следующее мгновение узкий волнистый клинок блеснул в руках душителя, и кровь брызнула на камни.

Ульрих невольно зажмурился. Когда он открыл глаза, тело юноши было уже обезглавлено и содрогалось в конвульсиях у ног ненасытной богини смерти. Убийца с торжествующим видом поднял над собой голову, показывая ее привязанным рыцарям, бормоча при этом какие-то заклинания. Кровь струйками стекала по его запястьям и падала в огонь, по помещению пополз неприятный запах горящей плоти.

Душитель подошел к Ульриху и ткнул головой ему почти в лицо.

— Карту! Иначе смерть! ― кричал он, — следующий будешь ты! Утром!

Это тевтонец понял и без перевода. Он сжал зубы так, что они даже хрустнули, по его щекам потекли капли холодного пота. Душитель отступил. Даже связанный огромный рыцарь внушал ему страх. Он опять уселся возле костра, а второй туг покинул помещение храма.

Под покровом темноты, прячась в черных ущельях от мертвенного света огромной зловещей луны, пробирались к храму Душара две робкие фигурки. Камешек, выскользнувший из-под ноги, или резкий крик ночной совы — все заставляло вздрогнуть и затихнуть напуганных женщин.

Они остановились в очередной раз, чтобы продумать наиболее скрытный путь среди освещенных почти как днем скал. Необычно резкий вскрик совы заставил их оглянуться. Девушки присели в тень от большого круглого камня и застыли. Мимо них, совсем близко, прошелестело несколько фигур, с головами, туго закрученных в белую материю, с повязками на лицах.