Любовь крестоносца - Александра фон Лоренц

— Пусть будет так, — шейх вложил перстень в руку Радмилы, — береги его, этот талисман знают по всей пустыне. Он спас Маариф — шаха, помог и тебе. Никто из бедуинов не посмеет тронуть обладателя этого перстня.

— Эй, Камар, — крикнул он в сторону своих слуг, — возьми семерых всадников и доставьте этих женщин в Петру! И чтоб волосок не упал с их головы! Да, еще передай мужу, что шейх Аббас аль Аир приглашает его в гости.

До тех пор пока шатер шейха не исчез за красноватыми скалами, Радмила не могла поверить счастью, свалившемуся на ее голову. И даже позже холодный комок ужаса долго еще сжимался в ее животе, а щека горела от тяжелой пощечины. Женщина все прислушивалась к звукам и вглядывалась в коварные лица бедуинов, ожидая, что ее освобождение окажется лишь жестокой шуткой. Лишь в постоялом дворе в Петре, желанном пристанище путешественников, душа испуганной женщины немного успокоилась.

Палестина, город Петра, 1243 год

Хотя Петра находилась неподалеку от городка Вади-Муса, переход от Вади-Муса до Петры показался подругам довольно долгим. Начинался он с вымощенной дороги, которая проходила между каменистых отвесных гор. Знаменитый город был запрятан высоко в горах, в узком каньоне Сик. Краски каньона потрясли Радмилу и Меган. Высокие и изгибистые стены создавали причудливую игру света и тени. Верх каньона ярко освещался жарким южным солнцем. До некоторых уголков в самом низу каньона солнечные лучи не доходили. Округлые скалы, словно раскаленные печи, обжигали путников, мерно раскачивающихся на верблюдах. Дорога все сужалась и, наконец, стала извиваться между высоких каменных круч.

Стало прохладней. Рядом по прорубленному в скале ложу бежал ручей живительной влаги. Как объяснил старый сарацин, немного разговаривающий на французском, жители Петры чтобы добыть воду, вырубали каналы и водоемы прямо в скалах. Каждая капля дождя в Петре и ее окрестностях собиралась и сохранялась, ― на всем протяжении каньона Сик по извилистым каменным каналам текла вода.

Город оказался довольно большим. От центра, где находилось много зданий, выстроенных из каменных блоков, он простирался примерно на три мили. Главная улица, протянувшаяся с востока на запад через весь город, была проложена еще во времена римлян. По обеим ее сторонам стояла величественная колоннада. Западный конец улицы упирался в большой храм, а восточный заканчивался триумфальной аркой. Но больше всего молодых женщин поразило величественное здание с прекрасным фасадом, высеченным из огромной скалы. Здание венчала огромная урна из камня.

— Аль Хазна! Там золото фараонов! — указал пальцем вверх проходящий мимо сарацин.

Подруги быстро нашли подходящее заведение для ночлега. В этом городе все было приспособлено для проходящих караванов — источники воды, заезжие дворы, возможность пополнить запасы еды. Заезжий двор состоял из нескольких каменных прямоугольных домов с плоскими крышами и узкими, похожими на бойницы окнами. В одной из комнат, застеленной пушистыми коврами, им указали место, где можно было переночевать. Перед самым большим домом располагался очаг с навесом. Оттуда доносились соблазнительные запахи жареного мяса и незнакомых девушкам специй. Это была, по-видимому, кухня.

— Что погнало столь юных пилигримов в Палестину? — ловко барабанил на французском старый сарацин, накладывая полные миски пахучей мансафы — сарацинского блюда из молодой баранины и риса, сдобренного соусом из орехов, молока, специй.

— Да, далеко вы отклонились от Иерусалима, — черные глаза разговорчивого старца блеснули из-под косматых бровей. Его огромный горбатый нос напоминал клюв хищной птицы.

— У него неплохой нюх, немудрено…с таким носом, — подумала Мегги, и объяснила, ― у нас кое-какие дела в Петре.

— В этом мы с вами схожи, — с усмешкой ответил хозяин заезжего двора, — у меня тоже дела в Петре.

Радмила с интересом наблюдала за группой людей, одетых совсем иначе, чем сарацины. Они занимали один из домиков в заезжем дворе. Вели себя незаметно, но на ужин пришли, как и все постояльцы. Ловко скатывая смуглыми руками из мансафы ароматные шарики, забрасывали себе их в рот. Во время еды загадочные чужеземцы все вокруг внимательно осматривали, шаря цепкими черными глазами по лицам постояльцев заезжего двора.

— Здесь много всякого народа можно встретить, — поймал ее взгляд старик, — но эти индусы действительно ведут себя странно.

— Думаю, это туги! — прошептал он на ухо Мегги, вытирая блюдо.

— Секта душителей! — заговорщически пояснил недоумевающей англичанке старик, — они здесь недавно появились. Говорят, в Петре уже есть небольшой храм их богини. Они и вас, таких молоденьких, могут принести в жертву своей кровавой богине Кали!

И старик так захохотал хриплым голосом, что молодые женщины поежились. Страшно было в этой чужой стране, без поддержки сильных мужчин.

— Послушай, нам страшно повезло. Вон тот парень, в длинной рубахе и полосатом платке, служитель заезжего двора, сказал, что он знает, где остановилось несколько европейцев, и показал мне, — как-бы ответила на тревожные мысли Радмилы разбитная Мегги. — Они вон там живут, где дома вырублены в скалах. Завтра пойдем — проследим за ними потихоньку.

На следующий день два юных паломника медленно прохаживались вблизи двора, где остановились крестоносцы. Ульрих и его друзья отсутствовали. Но их лошади были в конюшне.

— Они и на ночь не пришли, — поведал служитель гостиницы. Сердце Радмилы сильно забилось. Никто не знал, куда исчезли крестоносцы. И индусов на постоялом дворе больше не было видно. Девушки бродили по каменному городу, не зная, что предпринять.

— Надо предложить деньги! — решительная Меган начала действовать.

— Они ушли по северной дороге, — жестами показал знакомый слуга, с удовольствием приняв золотую монету.

— Пойдете туда, — указал он пальцем, — там будет большой камень, с вот такими ребрами… ― Сарацин провел ребром ладони вертикальные линии. — Это идол бога Душара! — закатил он глаза кверху. — Там пройдете вправо вверх по скалам. Увидите проем в скале и две лестницы над ним. Это старый храм Набатеев! А по этим лестницам уходят на небо души! — Служитель упал на колени и припал лицом к земле. Девушки склонились над рассказчиком.

— Больше не знаю… — сказал он после паузы, — там их видел вчера Джамиль.

— Я попробую спросить диадему, — сказала Радмила подруге, — Лала поможет нам! Пойдем, сходим в гостиницу.

— А мне поможет вот это! — ответила Мегги, когда они пришли в свою комнату, и откинула накидку из ткани. Перед глазами Радмилы предстали кривой нож, большой моток крепкой веревка с навязанными по всей длине узлами и старый фонарь

Богиня смерти

Зловещая богиня Кали взирала на четырех рыцарей, привязанных к каменным жертвенным колоннам. Прорези больших миндалевидных глаз на ее злобном лазоревом лице были ослепительно белыми. В зрачки священного изваяния были вставлены драгоценные камни, и они вспыхивали желтым цветом, вторя всполохам костра, разложенного возле ее ног. Каждому из пленников казалось, что жестокое божество смотрит прямо ему в душу, пытаясь отыскать там крупицы страха и раздуть их в пламя ужаса перед неминуемой страшной смертью. На шее Кали уже висело целое ожерелье из голов таких повергнутых ею жертв, сохранивших на лицах предсмертный ужас. Божество было сделано с таким мастерством, что в сумраке храма было трудно поверить, что это каменная статуя. Но головы, висящие у нее на шее, были явно не из камня. Кали подвернула левую ногу под себя, чтобы удобнее было сидеть, и насмешливо рассматривала свои будущие жертвы.